Дочь Сталина по-прежнему находилась рядом с ним на Ближней даче, наблюдая, как жизнь медленно покидает отца. «Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось», – писала она.
Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент – не знаю, так ли на самом деле, но так казалось – очевидно в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, – это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть – тут он поднял вдруг кверху левую руку и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому и к чему он относился… В следующий момент, душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела{74}.
Вечером в 9 часов 50 минут наступила смерть.
Хрущев с остальными также присутствовал при этом. Как только Сталин умер, писал Хрущев, «появился какой-то огромный мужчина, начал его тискать, совершать манипуляции, чтобы вернуть дыхание». Из жалости к Сталину Хрущев возмутился. Он открыто выразил свое недовольство, сказав, что все это бесполезно. Но врачам нужно было показать, что для спасения жизни Сталина они делают все, что только можно себе представить. Слова Хрущева облегчили им задачу, позволив остановиться{75}.
«Как только мы установили, что пульс пропал, дыхание прекратилось и сердце остановилось, – позднее писал Александр Мясников, – в просторную комнату тихо вошли руководящие деятели партии и правительства, дочь Светлана, сын Василий и охрана. Все стояли неподвижно в торжественном молчании долго, я даже не знаю сколько, – около 30 минут или дольше… Великий диктатор, еще недавно всесильный и недосягаемый, превратился в жалкий, бедный труп, который завтра же будут кромсать на куски патологоанатомы»{76}.
Берия был единственным, кто немедленно приступил к действиям. Он бросился к дверям и вызвал помощников. «Он первым выскочил в коридор