Испытывая к Филиппу благодарность, Саймон вдруг почувствовал к нему сострадание, понимая, что если для него их прошлые отношения были такими трудными, то они, должно быть, были такими же трудными и для его друга. В этот миг Саймон мог сопереживать Филиппу в тех многочисленных случаях, когда тот должен был чувствовать себя отвергнутым и смущенным поведением Саймона. Однако Филипп не раз пытался разрушить их дружбу, и теперь ему придется жить с разочарованием, что Саймон никогда не станет тем мужчиной, который ответит ему взаимностью. С грустью размышляя о своем друге, Саймон принял решение, что он всегда будет рядом, если Филиппу понадобится настоящий друг. Оглянувшись, чтобы улыбнуться идущему позади Филиппу, Саймон испытал глубокое благоговение перед непредсказуемыми причудами силы – как любой вызов в нашей жизни служит для того, чтобы заставить стать лучше не только нас самих, но и окружающих нас людей.
С того дня отношения между Саймоном и его сыном переросли во взаимную любовь и уважение, и его отношения с женой вскоре вновь стали такими же безоблачно счастливыми, каким был их брак прежде. Кроме того, Филипп, теперь полностью примирившийся с тем, что Саймон – женатый гетеросексуальный мужчина, счастливый в своем браке, стал вполне доволен тем, что был для Саймона не более, чем верным другом.
Саймон смог победить свой страх просто потому, что он был готов смотреть ему в лицо и неоднократно отказывался от него бежать. Даже в самые мучительные мгновения сомнений и подозрений относительно собственной сексуальной ориентации Саймон продолжал сражаться в своей битве так безупречно, как только мог, невзирая на то, что он знал – если он будет упорно продолжать свою битву, то на деле может убедиться в том, что он гомосексуалист. В те мрачные дни, когда захлестнувшая его паника часто угрожала полностью сокрушить его рассудок, от прекращения битвы Саймона удерживала только смутная мысль о том, что, по крайней мере, он должен быть достаточно мужественным, чтобы узнать о себе правду, даже если эта правда окажется именно тем, чего он так ужасно боялся.
В связи с этим нужно отметить, что страх-враг – это не тот страх, о котором мы говорили, как о неотъемлемой составляющей щита воина. Страх, являющийся частью щита воина, присущ всем формам жизни на Земле, и, пожалуй, его лучше всего можно описать как инстинкт самосохранения. В этом отношении ни одно существо на Земле никогда не бывает полностью свободным от страха. Кроме того, страх, рожденный инстинктом самосохранения, нежелательно искоренять, ведь именно этот страх вселяет в нас потребность быть начеку и действовать не мешкая. В отличие от него страх-враг – это вызов, который заставляет нас идти «вперед и вверх» в наших поисках знаний и силы, но если мы отказываемся смотреть