Ты, получившая в наследство весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой.
Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мною Ты пролила её, и пусть смоет она следы моих прегрешений.
Пусть очистит душу мою.
Вот я пришёл, я стою, я жду Твоего отклика, о Всепетая, о Владычице! Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце моё, бедное человеческое сердце, изнемогшее в тоске по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычице!..
Дай всем, кто зовёт Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицом к лицу поклониться Тебе… Аминь!.."
Держа в руке зажжённую свечу, он, стоя на коленях перед Матерью Небесной, всем сердцем, всей глубиной своей изнемогшей от необъяснимого счастья и великой скорби души повторял слова молитвы, и слезы сами текли по его щекам.
Скрипнула дверь, кто-то вошёл в церковь. Алексей смутился и, утерев слёзы, медленно поднялся с колен.
– Есть тут кто живой?
"Оо-ой!.." – голос вошедшего отозвался под сводами храма гулким эхом.
У дверей стоял незнакомый человек. Небольшого роста, в стареньком, но опрятном ватнике, в шерстяных, домашней вязки носках (обувь он, видать, тоже оставил за порогом), с небольшой котомкой за плечами. Незнакомец с первого взгляда производил какое-то светлое, аккуратное впечатление. К тому же слегка вьющиеся волосы на голове, брови и даже ресницы над прозрачными серыми глазами были у него совершенно белого цвета.
– Доброго здоровья, – сказал он, почтительно склонив голову.
"Точно братец Иванушка из сказки, " – подумал Алексей и тоже поклонился.
– Здравствуйте.
– А ты никак раб Божий Алексий? Я не напутал? – улыбнулся "братец Иванушка".
– Да нет… – раб Божий был удивлён. – Он самый.
Незнакомец негромко рассмеялся.
– А ведь ты угадал: меня Иваном зовут. Что смотришь? Или что не так?
– Почему?.. – Алексей растерялся, этот человек совершенно сбил его с толку – Всё так…
– Что с отцом Серафимом?.. Куда это он подевался?..
– A-а!.. Так вы к нему? – осведомлённость незнакомца становилась понятной.
– К нему, мил человек, к нему… Жив ли?.. Здоров?..
– Забрали его… Уже пять лет, как забрали. А жив он, здоров ли – неведомо. Шесть лет вкатили… без права переписки.
– То-то я смотрю, избёнка его заколочена. Я, грешным делом, решил, и церковь порушили, это по нонешним временам – вещь, прости Господи, обыкновенная. Ан нет, еще издалека угадать можно – живой храм, тёплый. Видать, твоими стараниями, Алёша?
– Моя заслуга в том невелика, – Алексей смутился. – Я что?.. Староста… От меня требуется убрать, протопить, свечами да лампадным маслом запастись, и всё… Вот председатель нашего колхоза Герасим Тимофеевич, тот – другое дело!.. Это он перед властями хлопочет… В прошлом году добился, наконец: теперь наш Храм архитектурно-исторический