И Франкон вдруг словно заново ощутил все очарование этого Светлого Воскресения в конце апреля, тихое помещение скриптория будто наполнилось запахами и голосами весны: долетавшим из сада ароматом обильно цветущего шиповника и левкоев, чуть сыроватым привкусом вчерашней золы из пасти очага, нежными трелями зяблика. Да, Эмма просто-таки источала шальную жизненную энергию, силу пробуждения природы, которая гонит из оттаявшей земли прекрасные весенние цветы, чей аромат туманит разум.
Вот и Франкон, вначале настроенный сурово отчитать свою духовную дочь за отступничество, вдруг смягчился, отвел взгляд, заморгав на солнечные блики на водах Сены. Эта девушка была сама как весна, как легкокрылая мечта, несущая с собой неутолимую страсть и надежду. На эти ли хрупкие плечи взвалить непосильную ношу, с какой не могли справиться и опытные мужи, пытавшиеся убедить в догматах христианской веры закоренелого язычника, варвара и завоевателя Ролло Нормандского?!
Франкон машинально следил, как за окном лохматая бурая лошадка тащила к мельнице воз с зерном.
– Садись, Эмма. Если ты не против, то мы немного вспомним урок из Алкуина.
Она тут же опустилась на скамью, по-детски сложив руки на коленях.
– Что есть весна? – коротко спросил Франкон.
– Живописец земли, – тут же ответила Эмма.
– Что такое тело? – спрашивал урок епископ.
– Жилище души, – просто и четко отозвалась Эмма.
– Что такое год?
– Колесница мира.
– Как помещен человек в миру?
– Как свеча на ветру.
«Истинно так, – про себя отметил Франкон. – Дунул ветер – и нет человеческой жизни».
Он неожиданно вспомнил о юноше, с которым обучал Эмму по урокам Алкуина, – младшем брате Ролло Нормандского Атли. Ведь когда-то Ролло привез рыжую красавицу просто в подарок брату. Но сам Ролло уже тогда менялся в лице при одном взгляде на Эмму. А Атли был так слаб, так болен… Теперь же его нет на белом свете, и эти двое смогли наконец соединиться.
– Вы думаете об Атли, брате Ролло? – посерьезнев, спросила Эмма.
Франкон вздрогнул.
– Ты стала проницательной, Птичка.
Она грустно улыбнулась.
– Не в этом дело. Вы ведь должны были рано или поздно спросить у меня о нем.
Она поведала епископу о последних днях Атли. Он стал христианином и столь же искренним, сколь непримиримым язычником оставался Ролло. Атли знал, что скоро умрет, и попросил, чтобы его погребли на горе Мон-Томб в обители Архангела Михаила. А перед смертью Атли страстно желал видеть старшего брата, чтобы уговорить его принять веру истинного Бога.
– Им так и не суждено было еще раз встретиться на этом свете, и это очень горько, ибо последняя их встреча