Эмма сидела на складном стуле подле ложа и расчесывала волосы. И эти волны ее рыжих волос, на которых отсвечивало пламя, эта сливочно-белая кожа, этот рот, блестевший, как орошенные росой лесные ягоды… Тонкая рубаха сползла с ее плеча, нежный изгиб шеи отливал розоватым от отблесков огня. Конунг видел, как вздымается ее увеличившаяся грудь, с темневшими сквозь ткань набухшими сосками. И располневший живот на фоне все той же плавной линии длинных бедер в складках легкой белой ткани до пола… Ролло стало казаться, что все его неприятности отходят на задний план, когда его дома ждет такое существо. Его рыженькая красавица, его жена. И у них будет ребенок. Его ребенок… Ее ребенок.
А Эмма вдруг смутилась под лаской его взгляда, не сознавая, что стыдливость только красит ее. Вспыхнула, отвернулась, стала беспорядочно перекладывать гребешки на полке. А он подошел и, сжав ее волосы в руке, повернул лицо жены к серебряному диску зеркала.
– Что ты видишь, Эмма?
Она видела лишь, как он склоняется к ней, как его длинные волосы спадают ему на лицо. Потом он припал жарким поцелуем к ее плечу. И она замерла, оглушенная стуком собственного сердца, плененная кольцом обвивших ее рук.
Ролло с улыбкой наблюдал, как на поверхности зеркала меняется выражение ее лица. Вдохнул аромат ее волос.
– Ты так прекрасна… И ты нужна мне, как воздух, как глоток воды в день зноя. Наверное я был очарован тобой еще до того, как понял, что ты уже взяла мое сердце в свои маленькие ручки.
Ролло и не подозревал, что может говорить такие нежные слова – он никогда не был скальдом. И сейчас он шептал это ей так тихо, словно опасался, что сама ночь подслушает его…
Но спустя время они опять стали спорить. На этот раз, как назовут свою дочь. Ролло говорил, что даст ей имя Герлок. Эмма же настаивала на франкском имени Адель.
Но первой родила дочь Виберга. Схватки у нее продолжались долго – около двух суток, пока на свет не появилась дочь Атли, племянница Ролло, на удивление маленькая. Иссиня-красная и худая, прямо кожа да кости. И хотя ребенок был спрыснут водой[17] и сам Ролло назвал ее в честь своей матери – Хильдис, но Эмма говорила:
– Ребенка надо крестить. Ты берешь грех на душу, Ролло, отказывая ей в купели.
Ролло же только смеялся, притягивал Эмму к себе, целовал в макушку, так что ей становилось щекотно.
Но уж через несколько дней во дворце были притушены огни, и Ролло, хмурый, одиноко сидел на цоколе колонны в большом зале, не желая ни с кем разговаривать. Ребенок Атли умер, не прожив и недели, и Ролло переживал это даже сильнее, чем сама мать – Виберга, которая, казалось, теперь только и думала о том, что ее ушлют из дворца, а то и опять наденут ошейник рабыни. Она ходила за Эммой по пятам, плакала и молила не выгонять ее, ибо прекрасно понимала, что теперь потеряла преимущества своего положения родственницы правителя. Эмма, в конце концов сдавшись на ее уговоры