Спасибо тебе, Шеннон. За все, что ты сделала, хотя многого я просто и не упомню.
Я не понимаю, как тебе удается сладить с таким человеком, как я, мой ангел, но надеюсь, ты не прекратишь этого делать.
Пролог
Если начало мудрости лежит в осознании того, что мы ничего не знаем, то начало понимания заключено в осознании того, что все в мире существует, подчиняясь одной-единственной правде: большое состоит из малого.
Капли чернил превращаются в буквы, буквы – в слова, слова образуют предложения, а предложения объединяются, чтобы выразить мысль. Точно так же из семян рождаются растения, а стены строятся из множества камней. То же самое можно сказать и про человечество – традиции и обычаи наших предков, соединяясь вместе, дают начало нашим городам, истории и образу жизни.
Этому закону подчиняется все: будь то мертвый камень, живая плоть или бушующее море; будь то время застоя или события грандиозных масштабов, ярмарочные дни или отчаянные сражения. Большое состоит из малого.
Значение этого закона огромно, хотя и не всегда очевидно.
Ветер завывал над пологими, поросшими редкими деревьями холмами земель, принадлежащих маратам. Он гнал перед собой шершавые хлопья снега, и, хотя Единственный летел высоко в небе, тучи скрывали его лицо.
Китаи впервые с тех пор, как наступила весна, замерзла. Она повернулась и, прищурившись, посмотрела назад, прикрыв глаза рукой от мокрого снега. Она была в короткой набедренной повязке и поясе, на котором висели нож и охотничья сумка, – и все. Ветер швырял ей в лицо пряди густых белых волос, и их цвет сливался с цветом падающего снега.
– Поторопись! – крикнула она.
В ответ раздалось глухое ворчание, а в следующее мгновение появился гаргант по кличке Ходок. Он был громаден по сравнению со своими сородичами, его рост в холке был равен росту двух мужчин. Его косматая зимняя шкура, густая и черная, защищала его от холода, и он не обращал внимания на снег. Когти, каждый больше алеранской сабли, легко вгрызались в замерзшую землю.
Отец Китаи, Дорога, в набедренной повязке и выцветшей алеранской рубашке красного цвета, сидел на спине гарганта, спокойно покачиваясь на чем-то вроде седла – замысловатой конструкции, сплетенной из веревок, грубо свитых из волос гарганта. Грудь, руки и плечи Дороги были такими мощными, что ему пришлось оторвать от рубашки рукава. Но поскольку он получил рубашку в подарок, выбросить ее было бы невежливо, поэтому он сплел из рукавов веревку и надел ее на лоб, чтобы в глаза не лезли волосы, такие же белые, как у дочери.
– Мы должны спешить, потому что долина может от нас убежать. Наверное, нам следовало остаться с подветренной стороны.
– Если ты думаешь, что это смешно, так ты ошибаешься, – заявила Китаи, наградив сердитым взглядом отца, который решил пошутить.
Дорога улыбнулся, и морщины на его широком квадратном лице стали заметнее. Ухватившись за седельную веревку гарганта, он с ловкостью, неожиданной для его могучего тела, соскользнул на землю. Затем он хлопнул рукой по передней ноге Ходока, и тот мирно улегся, не переставая жевать траву.
Китаи повернулась и прошла вперед, навстречу ветру, и, хотя ее отец не издал ни звука, она знала, что он идет за ней.
Через пару мгновений они достигли края утеса, и их глазам открылся огромный провал, дно которого сплошь поросло деревьями. Снег мешал как следует разглядеть его, и лишь между порывами ветра удавалось увидеть тропинку, ведущую к основанию утеса.
– Смотри, – сказала она.
Дорога встал рядом и рассеянно обнял дочь за плечи здоровенной ручищей. Китаи ни за что на свете не позволила бы отцу увидеть, что она дрожит, по крайней мере не во время самого обычного снегопада, но она все равно к нему прижалась, безмолвно поблагодарив за тепло. Она наблюдала, как ее отец всматривался вниз, дожидаясь, когда ветер на время стихнет и он сможет рассмотреть место, которое алеранцы называли Восковым лесом.
Китаи закрыла глаза, вспоминая это место. Мертвые деревья в несколько слоев покрывал кроч – густое, вязкое вещество, словно Единственный залил воском множество свечей. Кроч был в провале везде, включая землю и бóльшую часть склонов. Тут и там птицы и животные были запечатаны в нем и лежали не шевелясь, пока не становились мягкими и не распадались на части, точно мясо, сваренное на небольшом огне. Бледные существа размером с собаку, прозрачные, похожие на пауков, со множеством лап, почти невидимые, прятались в кроче, в то время как другие бродили по лесу, безмолвные, быстрые и совершенно чуждые.
Китаи вздрогнула от этого воспоминания, но тут же прикусила губу, заставив себя снова замереть на месте. Она подняла голову и взглянула на отца, но он смотрел вниз и сделал вид, будто ничего не заметил.
На памяти ее народа этот провал никогда не покрывался снегом. Там всегда, даже зимой, было тепло, словно кроч, подобно громадному диковинному зверю, согревал