– Я бы не возлагала на это надежды, – сказала она. – В твоем возрасте магия может появиться и пропасть.
Арон заморгал. Его как за шкирку схватили и ткнули лицом в навозную кучу. С силой, от души ткнули. Он сглотнул, чувствуя, как щиплют глаза слезы.
– А если это по-настоящему?..
Мамин голос был спокойным, как и всегда.
– Если это по-настоящему, то Маллар благоволит тебе. И хочет, чтобы ты служил ему.
Она сделала какое-то странное, резкое движение, будто хотела обнять. Но не обняла. Только пожелала спокойной ночи, пообещав, что поговорит утром со служителем Многоликого, и ушла, унося с собой свои сложные взрослые заботы. С досады Арон пнул ножку кровати, но только больно, до слез, ушиб палец.
Смысл сказанных мамой слов медленно доходил до него: его отправят учиться в орден Служения или Исцеления, обязательно отправят, если посчитают, что силы у него достаточно для служения Многоликому.
И от этого Арон пнул ножку кровати еще раз, посильнее, так, что от боли зарычал на себя и собственную глупость.
Деревянный генерал смотрел на него мудро и понимающе. Уж он-то точно знал, что такое поражение, но все равно никогда не сдавался.
5
Утром с реки приползла серая хмарь. Даррея, утопленная в прокисшем молоке тумана, была сумрачна и неприглядна. Куталась в этот туман, как старая потаскуха в драную шаль, прятала морщинистое лицо в его складки.
С самого утра Саадар стоял в длиннейшей очереди в Военное ведомство Канцелярии. Сырость пробиралась под старый мундир, и Саадар думал об общественных купальнях, здание которых – на четыре квартала ниже, у желтоводной Рэо. В уме он прикидывал, во сколько ему обойдется посещение купален, и по всему выходило, что недешево – это же куском мыла и мочалкой запасись, бельишко в стирку отдай, да чтобы за вещами кто присмотрел… Но армия приучила его к порядку. Слишком хорошо приучила – попробуй выбить эту привычку! Ведь привычка эта спасла ему жизнь, и не раз.
Люди в очереди – по большей части такие же ветераны. Кто за пенсией стоит, кто – точно так же, как и Саадар, надеется найти себе дело. Разговаривали негромко и вяло. Некоторые из солдат опирались на костыли. У одного все лицо было перекроено осколками пушечного ядра.
Оказалось, этот, с перекроенным лицом, служил с Саадаром в одном полку и хорошо помнил командарма Торгена. Они с Саадаром немного поговорили, вспоминая сражения под Мьетеном и у Берани.
– В столице я по делам, – говорил новый знакомец Саадара. У него была странная речь: очень громкая, а окончания слов он глотал. Глухой, похоже. Или почти глухой… – Мне земля положена, а эти гады все зажимают и дело тянут. Каждый день сюда хожу, а толку?.. Супружница бранится на чем свет стоит…
– А я бы вернулся в армию. – Саадар посмотрел в сторону статуи Последнего