Наль чуть не рассмеялся. Он отчаянно прикусил губу – смех ослабляет, однако орк заметил насмешку, и глаза его ожесточенно засверкали.
– Смейтесь до поры, изморки… Мы изничтожим и поработим вас, а ваши женщины будут…
Наль вдавил локоть ему в грудь, и тот захрипел и замолчал. Высоко на дереве запела вечерняя птица. Эльф перестал чувствовать собственные пальцы. Ему казалось, хватка ослабла. Он знал, что истекает кровью, но не имел представления ни о размере кровопотери, ни о ходе времени, которое словно остановилось, омертвело, как остановилась эта река и омертвело сломанное бурей дерево. Готовый склеп. Дышать становилось все тяжелей, виски и лоб сдавило болью.
– Все, на что способны оказались вы в наших городах – это осквернить и изгадить.
– Мы заберем… наши отобранные блага, – слабо, но уверенно проговорил орк.
– Хуже злобы… только злоба и глупость.
– Тридцать лет… – выдохнул орк, устремляя взгляд вперед. – Наш главарь предсказал – до вашего полного завоевания осталось тридцать лет.
* * *
– Нальдерон!!
Голос над ухом. Приглушенный, потом громкий. Прикосновение к плечу. Нет, тряска. Он ничего не чувствует, только замечает, как начинает качаться стена русла. Несколько голосов. Говорят что-то. Нельзя отвлечься. Нельзя пошевелиться, разве они не видят, что у него больше не осталось сил? Кто-то заходит спереди, опускается на корточки, пытается завладеть вниманием – белый овал лица в густых сумерках. Темные провалы вместо глаз. Где-то дрожит факел. Лицо приближается, глаза цвета безоблачного неба на закате. И голос знакомый.
– Наль, отпусти его. Он мертв.
15. Ночные тревоги
Сорок восемь зим – прекрасный возраст для помолвки. Сама природа благоволила церемонии. Розовые кустарники стояли в цвету, наполняя воздух нежным ароматом. Тяжелеющие ветви яблонь склонялись в садах, а Сумрачный Лес изобиловал грибами и дичью для пиршественного стола.
Перед помолвкой Наля немного тревожила пока еще далекая задача. Сумеет ли он подарить ту радость, о которой рассказали на раздельном уроке здравознания и врачевства? Разумеется, обсуждать такое в подробностях с кем бы то ни было представлялось немыслимым. На церемонии они разделили свой первый поцелуй – короткий, но теплый и сладкий, и, глядя друг другу в глаза, тихо засмеялись от радости, как хорошо все у них получилось. А когда небо стало темно-синим, бездонным, и показалась на нем Снежная Дорога, а гости за песнями, танцами и разговорами рассеялись по саду, предоставив помолвленных самим себе, он поцеловал ее снова. На сей раз можно было не торопиться. Это было ново, прекрасно, и словно внутренний камертон направлял, отмечая: вот так хорошо… вот так правильно…
И Наль успокоился. Старшие были правы. Когда