А теперь меня обвиняли в том, что я позорю свою профессию. Я был буквально раздавлен. Я свернулся клубочком на кровати, как тот напуганный мальчик сорок лет назад на ферме в Баллифине. Я думал только о боли отказа, непонимания, отчуждения и страха. Мне было трудно понять точку зрения жалобщиков. Я знал, что они поступили так, как считали правильным: их тоже беспокоило благополучие животного. И я их понимал, хотя и не разделял их точку зрения. Теперь же RCVS должен был провести расследование этой жалобы.
В Рождество и Новый год, а также большую часть 2019 года я провел за сбором документов и материалов для юридической команды в мою защиту. Меня поддерживала мама Гермеса, Хелен, а также ветеринар, лечивший черепаху. Меня поддерживали мои интерны, медсестры и коллеги-ветеринары, поскольку все понимали, что мы действовали в невероятно сложных обстоятельствах. Когда я не занимался юридическими вопросами, меня терзали страхи и сомнения, я плохо спал, мне тяжело было сосредоточиться. Порой мне казалось, что я больше не хочу быть ветеринаром, и это мучило меня. Оглядываясь назад, я понимал, что ирония судьбы в том, что всего несколько месяцев назад я колесил по всей стране, рассказывая о Ветмене и надеясь, что слушатели ощутят свет этой звезды. Но сейчас я сам больше не видел этого света: впереди был только мрак.
Тем ноябрьским утром 2018 года, когда слезы мои высохли, я лежал, сжимая в руке письмо из RCVS. Меня буквально парализовало, простыня промокла от холодного пота. У меня не было ни ментальных, ни физических сил, но нужно было подниматься. Мне нужно было действовать. Семья Монти ожидала в приемной, я должен был пройти в свой кабинет и усыпить собаку. Единственным лучом света в этом непроглядном мраке стала мысль, что я могу поддержать в тяжелый момент родителей Монти – прекрасных, добрых и любящих людей. Они пережили очень тяжелый период, и Монти все это время был членом их семьи. Он поддерживал их, а теперь они проявляли по отношению к нему величайший акт доброты – позволяли умереть достойно и без мучений.
Телефон на столе разрывался, но я не подходил. Я знал, что мне звонят из приемной: Монти и его семья готовы. Я должен был нести смерть, но понимал, что это мой моральный долг. Я должен был выйти к этим людям и заверить их, что они поступают правильно. В глубине души я понимал, что и с Гермесом поступил правильно. Мне казалось, что я рухнул с обрыва, что все тело мое покрыто синяками. И я сделал то, что делал в подобных обстоятельствах всю свою жизнь. Я заглянул в свою душу и встретился с Ветменом, который всегда поступал правильно, потому что сердце его состояло