– Мне в наследство досталась проклятая Клятва… А тебе – огонь и… наша ненависть… – юноша резко оттолкнул от себя горящие руки и обхватил обожженными ладонями ее лицо, заглядывая в глаза. – Так… научись жить с этим, Альба… Я же живу с чертовой Клятвой!
Ему показалось, что у него в руках не девочка, а очумевшая кошка. Отчаянно мотая головой, из-за чего ее коса била его по плечам, как плетью, хватая его за руки, она кричала и пыталась освободиться, но вдруг отшатнулась назад, споткнулась и рухнула в кресло. Пылать она уже не пылала, просто сгорбилась, съежилась, поставив локти на колени и держа обожженные кисти на весу. Голову она опустила, и растрепанные волосы спрятали ее лицо, но Ксандер успел увидеть, как она кусает губы.
Это что же – плачет? Она плачет?
В комнате противно пахло паленым: мазью, тканью и кожей. Ксандер сбил пламя со своих рукавов и воротника и, сжав зубы от боли, стянул тлеющую куртку. Кожу на шее и руках саднило так, что темнело в глазах. Дышать было больно, а опаленные ресницы и брови сильно щипало.
– Слева от двери столик. Мазь.
Стараясь шагать твердо, он последовал этим полузадушенным инструкциям, стараясь не думать, потому что если задуматься, то выйдет, что еще чуть-чуть, и он упадет. На помощь бы…
– Я… позову кого-нибудь, – прохрипел он, – все будет хорошо… моя сеньора.
Со стороны кресла раздался странный звук, как будто Исабель чем-то поперхнулась. Он обернулся, а она подняла голову, и стало понятно, что она смеется, глотая слезы. Лицо ее стало бледно-пепельным, а руки – красными и покрытыми волдырями.
– Не нужно звать, – выдавила она, все еще посмеиваясь.
Оттолкнувшись локтями от колен, она встала, сделала несколько неверных шагов и остановилась рядом с ним. Вздохнула.
– Хорошо все равно не будет. Держи банку. – Она наклонилась и сноровисто сорвала крышку зубами, после чего выплюнула ее на пол. – Они ее все время закрывают. Я думаю, они издеваются. – Окунув пальцы в баночку, поморщилась, прикусила губу и стала осторожно распределять мазь по кистям.
Молча наблюдая за ней, Ксандер невольно поднял руку к своей шее – и чуть не взвыл в голос, едва коснулся кожи. Похоже, у него ожог не меньше. Впрочем, если она надеется все скрыть, он сможет тоже. Если подумать, то на шею можно навязать платок. Запястья – он глянул на обгоревшие рукава – не будут видны под манжетами, а ладони…
Ксандер зачерпнул мази из банки и стал тихонько размазывать ее, иногда искоса поглядывая на иберийку. Исабель молчала, сосредоточенно нанося на руки целебное средство, кусая нижнюю губу и стараясь дышать если не спокойно, то хотя бы не слишком часто. А потом потерлась щекой о плечо, словно чтобы почесать нос, и тут он увидел слезы.
Вообще-то он бы и сам был не прочь разреветься, уж очень было больно, но если рядом плачет девочка, ему это как-то было уже совсем невместно. Смотреть на нее, плачущую украдкой, он спокойно тоже не