Интересно только, кто сказал «Горите в аду!» так, что слова его были услышаны и стали для Альба явью. Кто-то из умиравшего от голода Лейдена? Из захлебнувшихся в крови Мехельна и Хаарлема? Или неправедно осужденный на Кровавом судилище? Теперь не узнать. Но одно точно – проклятье было заслужено трижды, сотню, тысячу раз.
– Вы прокляты, – вдруг сказал он вслух. – И вы знаете, за что.
Фелипе усмехнулся, и на этот раз в его усмешке не было ни унции веселья. Он наклонился к Ксандеру ближе, не отводя взгляда.
– За гордость. За жесткость. За принципиальность. За то, что мы ставим себя выше других. За то, что не позволили тем, кто бросил нам вызов, распоряжаться на земле, принадлежащей нам по праву. За то, что мы смеем решать за других. А еще за то, что мы сильны, – голубые глаза вспыхнули, но жара, как от Исабель, от Фелипе не шло. – На самом деле, не «за что», а «почему». Потому что они не смогли с нами справиться и, проиграв, огрызнулись.
За столом снова стало тихо. Фелипе глотнул вина, сделал глубокий вдох, и золото в его глазах отступило, уснуло, затаилось.
– Они не учли только одного – мы стали гордиться этим их «подарком». Несмотря на него, наш род не вымер, и каждый живущий Альба есть доказательство тому, что какому-то огню нас не победить. Хотя нельзя сказать, что он не пытался, – он отсалютовал бокалом своим родичам. – Огонь в нас.
– Ибо мы крещеные пеплом, – откликнулись Альба: Алонсо печально, Франсиско с прохладной улыбкой, дон Фернандо с мрачной решимостью, Фелипе с дерзким вызовом. Но в каждом голосе звучала гордость.
– Они разные, – сказал Ксандер во внезапную темноту, где раздавался лишь один звук – дыхание брата. – Всякие.
– Но все они про́клятые, – отозвался Мориц, будто на пароль. – И все они враги.
Кому-нибудь другому Ксандер сказал бы только «да», но это был Мориц, ему можно говорить не просто правду, а всю правду.
– Не все из них могут быть только врагами, – сказал Ксандер, чуть помолчав. – Кузина Ани говорила…
– Ани! – фыркнул Мориц. – Для Ани вообще все небезнадежные. Ей дай волю, она бы и Железного герцога попробовала понять.
Ксандер прикусил язык, но Мориц увидел это и не дал ему опустить голову. И так привычно это было – пальцы брата, сжавшие подбородок, – что фламандец не выдержал.
– Она бы сказала, что каждый из них – человек.
Мориц не то что не рассердился, даже усмехнулся. Не очень весело, но все-таки одобрительно.
– Верно. Люди, а не непобедимые монстры.
– Про непобедимость я не говорил, – пробормотал Ксандер.
Гордые иберийцы торжественно пьют, а мальчик среди них думает о своем: где-то там, в бескрайнем океане, его проклятый прадед капитан Хендрик ван Страатен пытается обогнуть мыс Доброй Надежды на своем «Летучем Голландце». Там