– Катя, – доктор сурово оглядывает мой голый торс, – подожди в коридоре.
К счастью промолчав, Кэт фыркает и выходит за дверь. У зав. главного врача в руках стальной поднос со скальпелями, ножницами, иглами и другими малоприятными вещами.
– Встаньте, молодой человек, – командует она, – и руку приподнимите.
Сразу видно интеллигентного человека. Многие на её месте начали бы «тыкать» просто из расчёта, что они старше и важней. А здесь вежливость, причём не показная. Глубоко въевшаяся привычка – вторая натура.
Кошу глазами вниз, рана выглядит отвратительно. Опухла и подтекает кровью. На другой стороне груди расцветает свежая гематома. Вид у меня хоть куда. Если приглядеться, то синяки от драки с Копчёным тоже прошли не до конца. Просто какой-то мелкоуголовный тип. Дебошир.
– У вас ножевое ранение, – сообщает мне Силантьева, – Это криминальная травма. Я должна сообщить об этом в милицию.
Теперь я понимаю и закрытую дверь и демонстративное выставление Кэт. Доктор решает, как со мной поступить. По закону она действительно должна сообщать о подобных случаях. Но здесь явно замешана её дочь, и сразу выносить сор из избы будет опрометчиво.
– Простите, – говорю, – не знаю вашего имени-отчества…
– Мария Дмитриевна, – отвечает Силантьева, – вам Катерина не сказала?
– До последнего момента я понятия не имел, куда она меня ведёт, – объясняю. – И кто вы такая, тоже сообщила уже в этом кабинете. И я прошу у вас прощения за беспокойство, Мария Дмитриевна. Сообщать ничего не надо, все уже в курсе и активно ищут преступника. Если сомневаетесь, то можете позвонить в Берёзовскую ЦРБ, товарищу Мельнику. Он, конечно, отругает меня потом, за то что я уехал без разрешения, но мои слова подтвердит.
– Берёзовской? – удивляется она, но уже без прежнего напряжения, – далеко же вас занесло.
– Всех манят огни большого города, – отвечаю.
В глазах доктора Силантьевой беспокойство сменяется любопытством. На парня из захолустья я непохож. Дорогие импортные джинсы, модная рубаха. Женщины замечают такие вещи, тем более женщины, живущие в достатке.
Марию Силантьеву можно было бы назвать красивой, если бы не тонкие, чересчур сильно сжатые губы и пронзительный взгляд карих глаз, который норовил забраться прямо под кожу. Лицо её было очень подвижным, эмоции постоянно сменяли друг друга.
От этого, казалось, что она подразумевает больше, чем произносит вслух, а в моих словах всё время ищет двойной смысл. Это слегка пугает.
Я думал, что после расспросов, меня отведут в обычный врачебный кабинет, но Мария Дмитриевна твёрдо решила взять дело в свои руки.
– Кто же вас так? – спрашивает она, беря в руки большой шприц.
– Мария Дмитриевна, – говорю, – я правду говорю. Не надо избавляться от свидетеля.
– Смешно, – она смотрит на шприц и позволяет себе улыбку. – Вы случайно не артист?
– Я фотограф, – отвечаю.
– Вот уж