– Мадам, король сообщил мне, что сегодня утром я без помех могу побеседовать с учениками в садах.
– Король ничего не сказал мне об этом, но, конечно же, добро пожаловать, святой отец, – ответила Алиенора и добавила чуть вызывающе: – Быть может, и нам можно ненадолго остаться и послушать.
Его губы сжались в тонкую линию.
– Если вы действительно хотите учиться, дочь моя, я готов стать вашим учителем, хотя, чтобы услышать слово Господа, нужно для начала вынуть затычки из ушей.
Он сел на траву, прямой и чопорный, как вдова, а ученики окружили его, притворяясь, что не замечают женщин, но при этом украдкой бросая на них возмущенные взгляды.
Аббат Клерво расправил складки своего одеяния и уперся худой, как у скелета, рукой в одно колено, поднял другую, легко сжимая в ней учительский жезл.
– Итак, – произнес он. – Я уже говорил с вами о вере, и мы вернемся к этому вопросу через некоторое время, но сейчас мне вспомнилось письмо с советами, которое я писал одной весьма благочестивой деве о земных удовольствиях. – Он бросил взгляд на Алиенору и ее дам. – Истинно говорят, что шелк и пурпур, румяна и краски прекрасны. Все, во что вы облекаете свое тело, обладает собственным очарованием, но, когда одежда снимается, когда краска смывается, эта красота уходит вместе с ней, не остается с грешной плотью. Я советую вам не подражать тем злонравным людям, которые ищут внешней красоты, когда не обладают красотой внутренней, душевной. Они стремятся облечь себя в роскошные одежды, чтобы казаться красивыми в глазах глупцов. Заимствовать красоту у шкур животных и произведения червей недостойно. Разве могут украшения королевы сравниться с румянцем скромности на щеке благонравной девы? – Он впился взглядом в Алиенору. – Я вижу женщин мирских, обремененных – а не украшенных – золотом и серебром. В платьях, длинные шлейфы которых волочатся в пыли. Но не заблуждайтесь, этим жеманным дочерям Велиара нечем будет украсить свои души, когда смерть их настигнет, если они не раскаются в том, что творят!
Гнев и унижение вспыхнули в груди Алиеноры. Как смеет этот ходячий труп оскорблять ее? Он даже не попытался хоть чуть завуалировать недовольство и презрение. Осудил ее и вынес приговор, даже не зная, что у нее в душе. Когда-то отец был вынужден отступить под натиском Бернарда. Она хотела бы гордо встать на защиту Аквитании и показать ему свою силу, но поняла, что это бессмысленно, ведь в любом случае последнее слово останется за ним. Собрав своих дам, Алиенора удалилась из сада.
– Ужасный старик! – с дрожью воскликнула Петронилла. – А кто такие дочери Велиара?
Алиенора скривила губы.
– Нечестивые женщины, так сказано в Библии. Но добрый аббат готов видеть такими всех женщин, если только они не одеты в грубые лохмотья и не умоляют на коленях о прощении за грех рождения женщиной. Он судит всех,