Русское сопротивление. Война с антихристом. Олег Платонов

Женщины, имевшие детей, бегали по магазинам и потом подолгу обсуждали свои покупки. Лодырям институт давал возможность бездельничать, легко имитируя «научную деятельность», прожигателям жизни с размахом прогуливать, устраивать веселые попойки, бегать на любовные свидания. На Новый год и по советским праздникам устраивались шумные застолья с танцами и загулом допоздна. Практиковались служебные романы, чему пример подавала сама дирекция. Один зам. директора, например, превратил свой кабинет в место свидания с девушками. На субботу или воскресенье, когда в институте никого не было, он приглашал их в свой кабинет. В качестве ложа использовался широкий диван, стоявший ранее у самого Л. М. Кагановича, в бытность его председателем Комитета по труду и заработной плате, в ведомство которого входил наш институт. Одно свидание зам. директора закончилось большим скандалом. Приглашенная им в очередную субботу «на консультацию» аспирантка от большого количества алкоголя потеряла сознание, пришлось вызывать «Скорую помощь». Приехавшие врачи увидели на диване нагую девушку и совершенно пьяного мужчину – зам. директора. Девушку увезли в больницу, мужчину – в вытрезвитель, а «провинившийся» диван Кагановича выставили в комнату вахтеров.

      Особой эпопеей в институте были поездки в подшефный совхоз «Заветы Ильича» в Ступинском районе. Каждый сотрудник проводил в нем не менее двух недель в год, некоторые же сидели месяцами. За каждый день работы в совхозе полагались два отгула. Таким образом каждый год можно было прибавить к своему отпуску еще месяц за счет отгулов, что давало мне возможность подолгу путешествовать по России.

      Наше существование в совхозе проходило примерно так: весной, рассевшись на солнышке вокруг огромного гурта, мы выполняли работу по переборке картошки для посева. Рядом с нами работали местные жители, женщины в возрасте. Бабушки, родившиеся еще при царе, трудились лучше всех – споро, старательно, вдумчиво и даже с каким-то удовлетворением (а мы и не можем по-другому, говорила одна из них); женщины помоложе, рождения примерно двадцатых годов, работали неплохо, но как-то безо всякого интереса, формально, только бы отделаться – и все; мы же, «специалисты по труду», работали плохо, спустя рукава, с долгими перекурам и болтовней. Осенью мы собирали картошку, затаривали ее в мешки и грузили на машины. Удовлетворение от этого труда мы не испытывали. Наблюдения за работой в деревне натолкнули меня на ряд мыслей, которые я в дальнейшем развил в своей книге «Русский труд».

      Деревня Васильевка, которая до революции была процветающим селом с церковью и ярмаркой, в советское время жила убого и безалаберно – грязные дороги, какие-то ямы, там часть комбайна лежит лет десять, в другом месте заржавевшие остатки кузова грузовика. Церковь взорвали в 30-е годы, православных почти не осталось. Несмотря на то, что нас прислали в помощь совхозу, в деревне было много людей, нигде не работавших, копавшихся в своем хозяйстве или бесцельно шатающихся