Они стояли у по-зимнему голой лужайки, куда вела задняя дверь из покоев царицы. Клеопатра вплотную прижалась к стене. Грязный снег комками лежал в ямах и между кустами. Александр говорил спокойно, он не хотел напугать сестру. Девочка видела, что сама по себе его не интересует, но все равно боялась.
– Послушай, – сказал Александр. – Ты знаешь, что случилось с отцом в Бисанфе?
Клеопатра кивнула.
– Его выдали собаки. Собаки и лунный серп.
Александр прочел ужас в ее печальных глазах. И ни тени сожаления. Дети Олимпиады взрослели рано.
– Ты меня понимаешь, – продолжал Александр. – Ты знаешь об обрядах, которые я имею в виду. Ты видела… что-нибудь?
Клеопатра упрямо покачала головой; если она скажет, это выльется в одну из ужасных ссор брата с матерью. Взгляд Александра пронизывал ее, как зимний ветер, но страх сковывал сильнее. Внезапно взяв девочку за руку под складками плаща, брат стал серьезным и нежным.
– Я никому тебя не выдам, если ты скажешь мне. Клянусь Гераклом. Я никогда не нарушил бы этой клятвы. – Александр оглянулся на святилище в саду. – Скажи мне, ты должна сказать. Я должен это знать.
Спрятанные под плащом руки Клеопатры дрожали в руке Александра.
– Все как всегда; из этого никогда ничего не получалось. Если было что-то большее, я не видела. Поверь, Александр, это все, что мне известно.
– Да, да, я верю тебе, – сказал брат нетерпеливо; потом снова сжал ее руку. – Не позволяй ей колдовать. Отныне она не имеет права. Я спас отца под Перинфом. Он был бы сейчас мертв, если бы не я.
– Зачем ты это сделал? – спросила Клеопатра.
Они многое понимали без слов. Глаза девочки задержались на лице брата, которое не было лицом Филиппа, на грубо подстриженных сияющих волосах.
– Было бы бесчестным не сделать этого. – Александр запнулся, подыскивая, как она поняла, понятные ей слова. – Не плачь, – добавил он, бережно проводя кончиком пальца под глазами Клеопатры. – Это все, что я хотел знать. Ты не можешь помочь.
Александр подвел сестру к дверям, но остановился на пороге и оглянулся по сторонам.
– Если мать захочет послать ему врача, лекарства, сласти, что угодно, дай мне знать. Ты должна, я рассчитываю на тебя. Если ты не сделаешь этого, ответственность ляжет на тебя.
Александр увидел, как побледнело ее лицо, но не от ужаса, а от изумления.
– Нет, Александр! Нет! Те вещи, о которых ты говорил, они никогда не помогают, и мать должна это знать. Но они ужасны, и если мать не может сдержать себя, они очищают ее душу от гнева. Это все, на что они годятся.
Александр посмотрел на сестру почти с нежностью и медленно покачал головой.
– Олимпиада думала иначе. – Он кинул на Клеопатру один из своих загадочных взглядов и понизил голос. – Я помню.
Грустные