Мебель была не просто антикварной, она была старой, потертой и утомленной временем. С потолка свисала потемневшая люстра венецианского стекла, а на стенах были развешены картины – Венецианов, Левитан и неожиданный для этой комнаты Лотрек. И не просто Лотрек, а «тот самый Лотрек» – на грани фола.
– Так вот ты какая, Никуша. Выросла.
Голос звучал все так же. Если бы Ника не видела сидящую в кресле с высокой спинкой старуху в темном платье и тупоносых туфлях с серебряными пряжками, она могла бы поклясться, что голос принадлежит молодой женщине. Женщине своенравной, капризной и привыкшей повелевать. А ещё – привыкшей к тому, что её должны без всяких микрофонов слышать в последнем ряду галерки.
– Здравствуйте… – тихо произнесла Ника.
– Зови меня просто Антония, терпеть не могу все эти церемонии. Ну что же, садись, девочка. Спасибо, что согласилась приехать.
Возникший за спиной карлик придвинул кресло, мягкое, округлое, словно котенок. Ника опустилась в него, не зная, куда девать руки и ноги, внезапно показавшиеся неуместно-длинными и обнаженными. Антония в своем драпирующем от подбородка до щиколоток одеянии выглядела аристократически, а она, Ника – в короткой юбчонке и легкомысленном топике – словно трудный подросток.
– Ты красавица, – констатировала старуха, рассмотрев как следует девушку. – Просто красавица. Впрочем, иначе и быть не могло. Я рада тебя видеть вне зависимости от…
Она замолчала, и Нике пришлось спросить:
– От чего?
– От того, что я собираюсь тебе рассказать, и к чему это нас приведет. – Антония достала папиросу, вставила её в длинный мундштук и закурила. Потом придвинула пепельницу к краю столика. – Кури, если хочешь.
Ника покачала головой.
– Ну тогда… Надеюсь, кофе нам сейчас подадут, а чуть позже позавтракаем.
– Я не голодна, в поезде перекусила, – зачем-то соврала Ника.
– Ерунда это все – в поезде. Орландо! – внезапно гаркнула старуха так, что у Ники екнуло под ложечкой. – Орландо, ты там кофе варишь или под дверью подслушиваешь?!
– Хотелось бы, конечно, подслушивать, – донеслось откуда-то издалека, – но не могу же я разорваться…
– Шут гороховый, – пробормотала Антония и улыбнулась. – Так, на чем мы остановились? М-да… Ну ничего, должен же быть у меня хотя бы старческий склероз.
– На кофе?
– Нет, не на кофе. А на том, что ты – красавица. С одной стороны это хорошо, а с другой – может испортить жизнь. Но надеюсь, что этого не случится.
– Я тоже надеюсь.
– Ну