Ведь кожа на щеках пунцовая, облезлая,
Пересохли и полопались губы,
Тучно вздулись вены на лбу.
Боже мой, насколько горяч твой лоб!
Сейчас я схожу за градусником
И мы это установим совершенно точно.
Ой, ну зачем ты так резко искривила рот дугой,
Завела глазки, и махаешь во все стороны руками?
Что ж, ты боишься знать свою температуру…
Это вполне оправданно и объяснимо,
Но для меня это излишним не будет точно.
Вот – клади его под свою гладкую подмышку.
Минута, две, три, четыре, пять. Достаём.
Бог ты мой! Я крайне огорчён и озадачен…
«Говорить ли мне ей, что у неё сорок один и девять
десятых?»
Думаю, думаю, думаю я про себя; и сам трясусь как
в лихорадке.
Она будет чересчур волноваться и паниковать,
Будто бы умрёт, не протянув и сегодняшней ночи…
Да, я налгу, налгу о результате; во благо Мира.
Заволокло туманом всё в моих намокнувших глазах.
О Господь Всесильный, Ты хоть Сам-то знаешь,
За что послал Ты на неё наказание данное?
Ведь онтологически не может быть она ни в чём
повинной.
Ей шесть годков всего! Ты, Боже, рубишь фишку или нет?
Я ей не стану такой плачевный результат вещать.
Насчёт палат больничных, и скорых докторов – они мне
ни к чему!
Я сам искусный фармацевт. Моя аптечка не помещается
в квартире.
2012
«Взгляд наивной неведомости…»
Взгляд наивной неведомости,
силящийся вас исследовать,
встретившись с вашим взглядом —
смущается, и резко переносится
в иную от вас сторону.
Как угодна такая процессия!
Тем сильнее, когда ты знаешь,
что всякое при соприкосновении
взглядов демаскированное смущение —
есть жажда его продолжения.
Верификация истинности снисканного
понятия в сосредоточении людей,
скучающих от однообразных мыслей,
приносит подкупающее достославие,
ad notam попирающее их.
Спесись своим познанием, муже!
Но не запамятуй, что путь такой —
страдание. Стон белым днём сквозь зубы,
из голода по чувствам, есть вещий стон,
пророчащий о бездне не-существования.
2012
Фатализм
Всеобволакивающее влечение – быть как они.
Иметь исконно характерное для них обличие
полное