Прохор Леонидович подошёл к Ивану близко и прошептал ему на ухо:
– Славную бабёнку урвал? Правда ведь?
Иван кивнул.
– Так что я ещё ого-го! Шью вот тапки для вашей советской власти. Патефон у меня конфисковали. Спасибо, что меня пока к рукам не прибрали. Тоскую без музыки, слов нет!
В это время в дом вошла женщина.
– Тосечка, налей нам чаю, – обратился к ней Прохор Леонидович.
Она кивнула.
– А вот это моя жена! – брат дьякона выкрикнул это с такой гордостью, что Иван тоже загордился.
– А это мой давний друг Иван, – продолжил Прохор. – Человек, без которого я не жил бы уже давно. Тосечка, нам бы ещё пирога твоего. И подойди ко мне.
Жена подошла к Прохору, он шепнул ей на ухо:
– Тосечка! Ну и по стопочке, разумеется! Гостя дорогого уважить надобно.
– Хорошо, Мурлыка, – весело ответила женщина.
Иван улыбнулся. Ему смешно было наблюдать за этими влюблёнными. «Тосечка, Мурлыка», – повторял он мысленно.
Тосечка быстро накрыла на стол.
– Прошу вас, дорогой гость, – обратилась она к Ивану.
Прохор Леонидович смотрел на жену влюблёнными глазами.
Когда она вышла из комнаты, произнёс:
– У меня в жизни две любимые: музыка и Тосечка. Никак не наоборот. Тося младше меня на три десятка лет! А музыка вечна!
Иван к еде не притрагивался.
– Чего засмущался? – спросил у него хозяин дома. – Или тушёночки не хватает? Так нет её больше. У нас теперь еда простая. Я перед конфискацией успел-таки доесть припасы. Пару дней поголодал и вот, живу до сих пор и здравствую. Если бы не Тося, не знаю, что со мной было бы.
Тося вернулась, присела за стол с мужчинами.
– Душа моя, – обратился к ней Прохор, – а Василёк-то где?
Тося махнула рукой в сторону двери:
– У бабы Дуси гусей гоняет. Пускай порезвится, спать будет крепче.
– Ну хорошо, – Прохор Леонидович кивнул и вдруг задумался. Уставился на тарелку.
– Бывает у него, – прошептала Тося Ивану, – отключается ни с того, ни с сего минут на пять. А потом как ни в чём не бывало. Вы кушайте, кушайте, я сама пекла.
Иван пригубил из бокала. Градусы ударили в голову. Заулыбался, принялся за пирог.
Чувствовал, как краснеют щёки. Не мог понять от чего точно: от вина, или оттого, что рядом сидела Тося. Её белоснежные руки то и дело подкладывали Ивану пирог. Иван даже не замечал, как опустошал тарелку.
Прохор Леонидович вдруг закряхтел, очнулся.
– Так вот, – сказал он так, будто не было никакой паузы. – Если ты пришёл, значит, идти тебе некуда. Не вспомнил бы ты старика, будь у тебя хорошая жизнь. Можешь остаться, пока работу не найдёшь. Я кормить тебя не буду. А так, живи сколько хочешь. Тосечка, вон какая умница у меня! Доярочкой работает, все при деле!
– Спасибо, – Иван кивнул.
Комнату,