шумного механизма были истерты от долгого употребления до такой степени, что печатать на ней можно было только вслепую – буквы на клавиатуре уже не читались. Журналист работал за своим столиком на террасе всю субботу и обычно захватывал половину воскресенья. Все это время он неторопливо, двумя пальцами печатал очередную статью, сопровождая творческую работу поеданием колбасы и сосисок и запивая все это дело немыслимым количеством пива. Хорошо здесь, говорил он, утопая в клубах сигарного дыма, в этом чистом горном воздухе даже работается не так, как в городе. Иногда он появлялся в пансионе с молодыми девушками – всякий раз с разными. Спутниц он представлял как своих племянниц, и тетя Бургель делала вид, что верит в родственные отношения между ними. А что, говорила она, у нас ведь здесь не какая-то позорная гостиница для свиданок, которых в последнее время понастроили видимо-невидимо, ну а этот сеньор – только ему можно приезжать не с супругой, потому что он человек известный и уважаемый. Вы что, его статьи в газете не читали? Энтузиазма Аравены по поводу очередной дамы хватало, как правило, на одну ночь; наутро, уже устав от нее, он пользовался возможностью отправить «племянницу» в город на первом же грузовике с овощами, уезжавшем на городской рынок. А вот с Рольфом Карле он, наоборот, мог проболтать целый день напролет. Они частенько отправлялись вместе прогуляться по живописным окрестностям деревни. Журналист рассказывал о последних международных событиях, посвящал молодого человека в тайны внутренней политики страны, предлагал ему разные книги и вообще систематизировал процесс поглощения Рольфом печатных изданий; он научил его пользоваться камерой и дал ему несколько уроков пусть не стенографии, но хотя бы основ машинописи. Нельзя тебе оставаться в этой колонии, повторял он, это же дыра, одно дело – старый невротик вроде меня, я действительно с удовольствием сюда приезжаю, чтобы прочистить мозги и вообще прийти в форму, сам понимаешь, в городе я веду далеко не здоровый образ жизни. Но ты молодой парень, как ты можешь жить в этих декорациях? Рольф Карле, конечно, был хорошо знаком с произведениями Шекспира, Мольера и Кальдерона, но вот побывать в настоящем театре ему еще ни разу не доводилось; поэтому уподобление деревни, ставшей ему второй родиной, театральной сцене, казалось ему не совсем правомерным. Но он не считал себя вправе вступать в спор с почтенным маэстро, к которому испытывал безмерное уважение.
– Что ж, племянник, доволен я тобой. Глядишь, через пару лет уступлю тебе часовую мастерскую, нет, серьезно – будешь сам не только собирать часы, но и весь бизнес возьмешь на себя; дело это выгодное, без куска хлеба не останешься, – сказал дядя Руперт в тот день, когда парню исполнилось двадцать лет.
– Если честно, дядя, я бы не хотел становиться часовщиком. Мне кажется, что более подходящим для меня делом будет кино.
– Кино? Это еще зачем?
– Чтобы снимать фильмы. Мне было бы очень интересно
