– А я вот помню один момент… – Бражник прищурился. – Это было на лекции… Кажется, по русской литературе…
Чернушкина его на всякий случай перебила:
– Не вздумай пересказывать лекцию!
– Не буду, – он улыбнулся, – но могу.
И снова заспешил, засуетился, как будто Лиза убегала, как будто образ нужно догонять.
– Она сидела в третьем ряду, а Синицкий выше, в четвертом. И я увидел, как он тянется рукой… Вниз, к ней он потянулся и погладил ее волосы… Он слушал лекцию, смотрел на кафедру, а этот жест, он вышел у него сам по себе, непроизвольно. Он погладил ее осторожно, почти не касаясь… Меня это так удивило, я еще подумал тогда: «Ну вот откуда, вот откуда у этого жлоба может быть такая спонтанная нежность!?»
– Спонтанная нежность… – я повторила, – спонтанная нежность… Что-то знакомое…
– Так, не смешите. А то я подавлюсь, – Чернушкина откашлялась, – Дайте мне поесть спокойно. Нежность! Да просто у него стоял с утра – вот и все! Пока стоит – у него нежность, а в морду получил – и как бабушка отчитала!
Чернушкина была голодна или мне так казалось, потому что ела она очень быстро. Ей принесли обычный белый рис, и она его пылесосила с тарелочки зернышко за зернышком, палочки у нее в руках скакали, как родные.
– Кушай, кушай, избранница ты наша народная, – Бражник улыбнулся с восхищеньем, – где ж ты палочками так ворочать научилась?
– В Китае, Бражник, в Китае. Мы ж теперь с Китаем дружим, вот мы взяли всей пресс-службой – и в Пекин!
– Самолетом, – он спросил, – или… своим ходом?
Чернушкина его отправила примерно на ту же дистанцию. Аллочка хихикнула, а мне все это было совершенно не смешно. Я смотрела на листья, и у меня не очень получалось. Я пыталась схватиться глазами за какой-то листок, но мое внимание все время уходило от медленной и плавной траектории. Я отвлекалась, начинала смотреть на машины, которые двигались медленно плотным рядом. В открытом грузовичке стоял медведь, не живой, конечно, большое чучело медведя. Он стоял на задних лапах, а в передних он держал большое черное блюдо. Медведь качнулся, когда машина тронулась, и один несчастный пьяненький листок упал к нему на тарелку.
А нежность и правда исчезла. Как только вмешался муж, сразу исчезла нежность. Муж поймал Лизу весной, как раз на 8 марта. В честь праздника мы собрались в «Стекляшке», была у нас поблизости дешевая кафеха.
Меньше всего в то вечер я думала про Лизу и про Синицкого. Я купила себе новые сапожки, натянула короткую узкую юбку и бесилась с подружками, тогда у меня были подружки Натальюшка и Кароян. Мы раз двадцать включали одну и ту же песню и визжали рядом с колонками. «Он уехал прочь на ночной электричке» – вот под эту попсню мы танцевали. Я не сразу заметила, когда появился