Здесь не было ни слова вымысла. Он знал. Он прочел слишком много таких кляуз. Эта узколобая святоша не сумела бы выдумать ничего подобного, да и сбиться со своего велеречивого стиля на странный лоскутный говор Гамальяно и простодушие шестнадцатилетней девочки она бы не смогла. Здесь все было правдой. Все до последней буквы.
Сердце перестало умещаться в груди и стремительно застучало в горле. Руки мелко задрожали, и Руджеро ощутил, что лоб сдавливает горячая полоса, словно палач надел на него раскаленный обруч. Он бросил пасквиль и оперся одной рукой о шершавое дерево стола, бестолково отирая с лица пот такой же влажной ладонью.
Он знал, что однажды Небеса откликнутся. Он верил в это, он был убежден, и, конечно, его не обманули. Доминиканец медленно выпрямился и двинулся к распятию, над которым трепетал огонь лампады. Упал на колени и ударился лбом о холодные плиты пола.
– Благодарю тебя… – пробормотал он. – Я столько лет блуждал впотьмах. Я шарил руками во мраке. Я сослепу давил ногами цветы на обочинах тропинки. А ты все равно не бросил меня, все равно простил, хоть я и был самонадеянным идиотом. Наконец-то я тебя понял. Я так виноват перед тобой… Но я все исправлю, клянусь. Только верь мне. Еще совсем недолго верь мне, умоляю.
…Свечи догорели на столе. Тускло тлел очаг. Отец Руджеро обессиленно сидел на каменном полу под распятием, и лицо его было мокро от слез.
Гулко пробили часы на Сан-Джакометто. Доминиканец вздрогнул. Поднялся с пола и вернулся к столу.
Завтра. Завтра он разберется окончательно. И тогда все встанет на свои места.
Выходя из кабинета, отец Руджеро взял со стола донос, смял и бросил в камин.
Глава 9
Гроссбух и ласточка
Паолина перевернула страницу и потерла глаза: от самых бровей вверх по лбу колкими лучиками разбегалась боль. Пожалуй, сестра Юлиана была права: читать в полутьме тощей свечи – дурацкая затея. Но фолиант был так неумолимо толст, что Паолине казалось, она никогда не осилит его даже до половины, а днем времени на чтение почти не оставалось. Желтые страницы пестрели мудреными рисунками и длинными пояснениями к ним. Меж страниц попадались рукописные заметки сестры Юлианы. Они были куда понятней, но разум все еще отказывался упорядоченно вмещать такую массу сведений. Каждый перевернутый лист был победой.
Девушка встряхнула головой и снова склонилась над книгой. Всю страницу занимало изображение человеческого скелета в забавной и неестественной позе. Паолина нахмурилась и зашевелила губами, пересчитывая кости в кисти руки. Надо же… Ей прежде и в голову не приходило, что ее собственная рука собрана, будто бисерная вышивка,