«Господи! – думала про себя Анна. – Столько лет прошло…» Сказать, что она не догадывалась тогда о чувствах юного Моньки, было бы неправдой. Отмахивалась от собственных подозрений – как от навязчивого слепня. Тем более что «младший Черняховский», так между собой с Яковом они называли Моисея, никак не проявлял очевидным образом своих чувств – цветы не дарил, знаки внимания не оказывал. Разве что краснел иногда да умолкал невпопад. Но всё это Анна списывала на юный возраст, природную стеснительность и, если хотите, элементарную необразованность: откуда мог почерпнуть мальчишка с четырьмя классами хедера приёмы обхождения с юными дамами из интеллигентного круга? Он и классику-то русскую начал читать только благодаря знакомству с ней.
Это ведь Яков, узнав, что она по собственной воле напросилась в село детей учить, сперва одобрил поступок как товарищ по партии, а потом попросил:
– Там рядом местечко есть, где все мои живут. Позанимайся, пожалуйста, с моим младшим братом. Хороший парень растёт, рукастый. Но, боюсь, без образования отец из него вырастит лишь кузнеца – в одной руке молот, в другой Талмуд. А у брата есть тяга к прекрасному и голова светлая.
Она с радостью согласилась. Ей так хотелось быть ближе к Яшиной семье! На ту пору их связывала настоящая и, как тогда было принято говорить, свободная любовь. Эсеры – товарищи по революционному делу только приветствовали такой союз, тем более что Аня и Яша не были в этом вопросе единичным примером. Что касается родни, то у Анны её попросту не было. Родители – мелкопоместные дворяне, будто списанные с гоголевских «Старосветских помещиков» – были приёмными: взяли едва народившуюся девочку после того, как её родная мать – дворовая девка то ли Агафья, то ли Аграпина, а может, и вовсе Фрося – повесилась после родов. Говорили, нагуляла от какого-то их дальнего родственника, весёлого гусара, случайно заглянувшего к ним погостить по дороге в полк, расквартированный под Винницей. Вполне обычная, пустячная история – и вспоминать нечего.
Старики в приёмной дочери души не чаяли. Растили, холили, учили. А она их звала «матушка» и «батюшка» и на «вы». Однако ж едва Анна с блеском поступила в Киевский университет – сбылась родительская мечта! – не стало сердечных. Сперва мамушка, а следом, через полгода, и отец ушли на поклон к Царю Небесному. С поместьем их случилось тоже вполне обычное в те времена дело: за долги оно оказалось в собственности у богатого и успешного в делах соседа. Сосед этот – имени вспоминать не хочется даже – стал звать Анну замуж. Сперва вроде как пожалел сироту, приехавшую в родные пенаты уладить похоронные и наследные дела. Но получил отказ и стал проявлять настойчивость, переходящую в грубые приставания с угрозами и запугиванием. Анна плакала и скрывалась от навязчивого