Нюра быстро отвадила от дома былых собутыльников, а после того, как они с Володькой повторно зарегистрировали брак, стала приглашать в дом людей полезных и интересных, которых они щедро угощали, не притрагиваясь к вину сами, ссужали при необходимости деньгами и одаривали мелкими, но приятными гостинцами: банкой растворимого кофе или икры, букетом гладиолусов с грядки или тюльпанов из теплицы. Случалось, что за овальным югославским столом с тонкой нитью латунной окантовки в один день, сменяя друг друга, закусывали начальник милиции, председатель поселкового совета, главврач больницы, ветеринар, товаровед с продбазы и бригадир колхозного рынка. И все уходили довольные, обещая в тяжелую минуту помощь, заступничество и дружеское участие.
– Слышала, что Иван сказал? – проводив гостя, приглушенно говорил Вешкин. – Никто нам теплицу не запретит…
– А я не поняла, – убирала в сервант посуду Нюрка, – что он про пятнадцать метров говорил? Какие пятнадцать метров?..
– Это в садоводствах, – махал рукой Володька. – Не больше пятнадцати квадратных метров на семью. А у нас дом частный, на нас ограничения не распространяются. Хоть сто метров теплицу делай.
– А чего он говорил, что пишут на нас? Кто писать-то может?
– Да пусть пишут, – морщился Вешкин. – Сказано тебе – живи спокойно. Ты бутылку-то ему дала с собой?
– А как же! Все, как ты сказал!..
– Правильно. Бутылку не жалко – пятерку стоит, а в случае чего, заступится. Раз взял, значит, уже не боится – свой…
– Конечно, конечно, – кивала Нюра. – Дать обязательно надо. Мало ли, что в жизни бывает, – глядишь, помогут…
Иногда Нюре казалось, что они долго, всю прежнюю жизнь бежали и бежали за своим поездом – спотыкались, падали в грязь, снова вставали, снова бежали, натыкались на людей и столбы, теряли друг друга из виду, кричали от отчаяния и наконец догнали. И теперь ехали в заветном мягком купе, где вежливый проводник приносит чай в тяжелых мельхиоровых подстаканниках, предлагает вафли, печенье; где едет солидная публика, где застелено крахмальное белье и есть удобные звоночки: нажал пуговку и – "Чего изволите?". Жалко только, что не было в семье маленького, но что теперь говорить – уже и не будет никогда. Володька у нее за маленького.
С середины апреля Игорь Фирсов стал появляться на даче каждый день. Он привозил связки арматурных прутков в брезентовом чехле из-под лыж, длинные неструганые рейки, какими околачивают мебель и холодильники, вез стопки помидорных ящиков с колышками по углам и однажды привез большой пластиковый мешок яичной скорлупы, который поставил у сарая. Строительство теплицы как будто приостановилось – лежала средь жухлой травы бревенчатая обвязка с выдолбленными пазами под вертикальные стойки, и Вешкину даже показалось, что парень передумал и дал задний ход, но в двадцатых числах, когда снег оставался лишь по низинкам и канавам, Игорь заточил напильником две лопаты и принялся рыть котлован, нарезая дерновину кубиками