– Ты что, женщина,– возмутился Ганс.– Михась же русским языком тебе сказал: то ж танкисты были, из-под Кубинки. А мы – мотострелки! С Балашихи. Разницу надо понимать!
– Танкисты, мотострелки… Члены у всех одинаковые,– огрызнулась Николь, доставая пудреницу.
– Э, не скажи! Вот, к примеру, у нас в Саратове мужики на членах ведра носили на спор,– с воодушевлением начал было рассказывать Ганс.
– Ага, саратовские мужики настолько суровые, что вытирают задницу наждачной бумагой,– ухмыльнулась сквозь слезы Николь, припудривая носик.
– А саратовская порнуха настолько суровая, что ее запретили в Германии,– добавил я.
– А саратовские влагалища такие суровые, что откусывают гинекологам пальцы,– подхватила Николь.
– А саратовские студенты настолько суровы, что военком сам от них бегает,– рассказал я.
– А саратовские бабки… – начала было Николь.
Но Ганс привстал с сиденья, показал нам кулачище и рявкнул:
– А я вам сейчас челюсти сломаю!
И мы с Николь заткнулись.
Наш лимузин совершил плавный поворот, выруливая на неожиданно свободный проспект, и Ганс вдруг удивленно заметил:
– А бумера-то за нами нет. Отвалился ваш «хвост».
Мы все принялись всматриваться во всполохи огней за бортом, но лично я ничего обнадеживающего там не увидел. Впрочем, с моим зрением это наблюдение ни о чем не говорило, и я с надеждой уставился на Николь – она девчонка глазастая.
– Ну да,– спустя минуту-другую признала Николь.– Нет за нами никакого черного бумера. «Хонда» едет зеленая, мерс катит серебристый, еще какая-то хня невнятная пилит, а бумера не видно. Гнал твой швейцар, цену себе набивал.
– Ага, ложная тревога,– обрадовался я.
Но Николь испытующе взглянула мне в глаза.
– А как же он все-таки тебя раскусил, ты объяснить не хочешь? На лбу у тебя вроде никакого мотострелкового клейма не видно.
Я в который раз за эти дни пожал плечами, и тут наш лимузин встал.
– Приехали,– крикнул нам из кабины водитель.
И мы все повернули голову на голос.
Ганс показал толстым пальцем на кабину и негромко, но убедительно сказал:
– Вот кто нас сдал. Водилы и швейцары всегда заодно. И тусуются они вместе, пока господа гуляют.
Николь закусила губу и покачала головой.
– Этого водилу я больше года знаю. Это же Семен, человек Марка.
Ганс скривился.
– А мне и босс твой краснорожий тоже сразу не понравился. Липкий такой гнус, обходительный, тьфу.
Николь подняла голову и громко сказала:
– Вы, главное, не забывайте, на чьи деньги сейчас развлекаетесь. Пошли! Шоу маст го он!
– Шо? – удивился Ганс.
Но тут с обеих сторон распахнулись дверцы лимузина, а за ними показались озабоченные лица.
Мы с Гансом посмотрели друг на друга, одинаково тяжело вздохнули и полезли на выход.
Глава 8
«Дятел» оказался каким-то непростым заведением – сияющий неоном главный