Смотритель нетерпеливо перебрал в руке ключи.
– Ну, что? Идём? А то мне ещё…
– Кто это рядом? – не обращая на него внимания, спросил я.
– Дочь, – ответил Меир. – Тоже тяжёлая судьба. После ареста отца так и не пришла в себя. Открыто критиковала власть, требовала выдать место расстрела. В итоге получила несколько лет лагерей. Тяжело простыла, и… Похоронена где-то под Соликамском. Молодая была, – он помолчал. – И дико красивая.
Снизу раздался протяжный плач шофара. Пронзив тишину, он, наконец, снял с меня оцепенение. Я провел рукой по глазам, и снова посмотрел на фотографию.
Ошибки быть не могло. Этот взгляд я не спутал бы ни с каким другим.
– Мне приснился сон, – голос Ольги звучал четко и без помех. Создавалось впечатление, будто она сидит в соседней комнате.
Я поставил телефон на громкую связь.
– Что за сон?
– Про тебя.
За окном разлилось молочное утро. Улицы утонули в тумане. Казалось, он впитался в стены домов и асфальт, и вот-вот поглотит их.
– Про меня? Надеюсь, что-то хорошее?
Ольга замолчала. И молчала секунд десять. В какой-то момент я даже подумал, что туман добрался и до нее.
– Странный сон, – сказала она, наконец. – Не хочу рассказывать. Просто… Бессмыслица какая-то.
– Сны, в основном, такими и бывают.
– Ну да. Просто… – Волнение в ее голосе передалось и мне. – Будь осторожен, ладно?
– Конечно… – растерянно сказал я.
– Как у тебя дела вообще? Все в порядке?
– Да как обычно. Ничего особенного. А ты как? Привыкаешь к новой обстановке?
– В целом, все хорошо, да.
Я не знал о чем ещё говорить. И Ольга, видимо, это почувствовала.
– Ладно, – сказала она. – Мне пора.
– Хорошо.
– Но ты все же… Пиши, если вдруг что.
– Само собой.
Ольга положила трубку, а я, сбитый с толку ее словами, ещё некоторое время вслушивался в телефонные гудки.
По полигону гулял пронизывающий ветер. Он забирался под пальто и вытягивал из меня все тепло. Ни шарф, ни поднятый воротник не спасали от его ледяных порывов.
На всем вокруг лежал тонкий слой снега. В воздухе не осталось почти никаких запахов, кроме едва уловимого аромата сосновой смолы.
Если в прошлый раз посетителей на полигоне было мало, то сегодня кроме нас с Игорем – никого. Только едва слышно поскрипывали качающиеся на ветру ветки.
Время перевалило за полдень. В бездонной высоте октябрьского неба кружились невесомые снежинки. Запрокинув голову, я молча наблюдал за ними, пока у меня не заломило шею.
– Те, у кого тут нет близких, дважды сюда не приходят, – сказал Игорь. Из его рта выплыло облачко пара, которое ветер тут же отнес в сторону. – Обычно. Я, по крайней мере, таких не помню. Возвращаются только те, чья кровь «взывает к ним из земли»[9]. Родственники. Или наоборот.
– Что ещё за наоборот?
– Те,