Сев в свою «Волгу» с оленем на капоте (у дяди Жоры было спецразрешение от главного гаишника Ленинграда на запрещенного травмоопасного оленя), он ехал в КБ и давал живительных пинков сотрудникам, которые в летнее время селились с семьями по окрестным дачам и чувствовали себя расслабленно.
Несколько раз мы с отцом тоже ездили в Комарово, где взрослые выпивали под грибную солянку, играли в шахматы с часами и, вырывая друг у друга карандаш, ссорились из-за расчетов какой-то лямбды. Заходили в гости другие академики и разные профессора, приводили детей и внуков, чтобы показать им братьев-близнецов. Меня звали играть в биллиард или слушать попсовые записи, и с одной девчонкой я ходил гулять к заливу, и она даже брала меня под руку. Правда, всего один раз – чтобы вытряхнуть песок из туфельки.
– Нет, я с ума сойду! – нервно сказала тетя Зина и поставила перед Чарли свою тарелку с чудо-творогом. – Кушай, Чарлик, кушай. А нельзя куда-нибудь позвонить и узнать, работают ли там телефоны?
– Куда сейчас позвонишь? – пожал плечами папа. – Впрочем… – Он поднял вверх палец и пошел к телефону на кухне.
– А он точно в Комарово поехал? – с нажимом на слово «точно» спросила тетя Зина. – Ты ничего не путаешь?
– Вроде точно, – кивнул я. – Я собирался обедать, а он зашел и сказал, что едет в Комарово. Еще огурец у меня взял, посолил и съел…
– Господи, – вздохнула тетя Зина, – он хоть поел перед отъездом, не знаешь?
– Кажется, нет. Точно не знаю.
– Огурец взял у мальчика! Надо же! – горестно сказала тетя Зина, словно дядя Жора взял у меня не огурец, а цианистый калий. Или этот огурец, что дядька подхватил из миски с огурцами, был последним куском хлеба в доме. Еще меня задевало, что она продолжает называть меня мальчиком, будто я и не получил в этом году паспорт. – Как будто своих огурцов нету! Вчера, как дура, целую сетку притащила…
– Ну что, Сережа? – крикнула мама, деликатно отодвинув свою тарелку с творогом. – Есть результаты?
– Ни черта нет, – появился на веранде папа и почесал лоб. – Бюро ремонта уже не работает, а на АТС таких справок не дают.
– Ужас, ужас, просто ужас! – сказала тетя Зина, глядя на темную улицу сквозь тюлевые занавески. – Я не нахожу себе места! – сказала она, не вставая со стула и собираясь расплакаться. – Надо что-то срочно придумывать! А где Катерина? Наверху? Кирилл, позови ее…
И то, как тетя Зина сказала «ужас, ужас, просто ужас!», и как она поджала губы и заморгала крашеными ресницами, и ее вопрос о Катьке, словно она спрашивала, где их с дядей Жорой дочь, чтобы сообщить ей нечто ужасное об отце, произвели на меня гнетущее впечатление. Я тоже стал представлять себе самое худшее. Может, их там убило током, например. Или, например, дядя Жора повез Сергея Сергеевича в коляске