– Вот когда я заклею лист до конца и отнесу его мяснику, то получу бесплатно такой же кусок мяса, какой купила сегодня, – с гордостью за свою хозяйственность разъяснила Ине.
Марина мысленно посчитала, сколько месяцев прекрасная голландка приклеивала эти марки, и в душе пророс протест, который она, конечно, оставила при себе: «Да я бы сама заплатила за все марки разом, чтобы только их не клеить! Нельзя же так унижать себя! А думать когда, если все время клеить?»
Если вспомнить, каким беспросветно нищим был быт в родном отечестве, ещё недавно шедшем к построению коммунизма для всех и построившего-таки его для отдельной группы товарищей, то маринин снобизм выглядел, может быть, и неуместным. Но есть же пределы! Да, быт в родном отечестве убог, но бытие бьёт через край. И Марина не уставая пропагандировала их кухонные посиделки и споры о духовном и вечном – под картошку да водку с селёдкой! Здесь, в процветающей Голландии, было, по её мнению, изобилие быта, но дефицит бытия. Общество потребителей, что с них возьмёшь! Скольких маленьких радостей они не имели счастья испытать!
– Вот вы, например, можете почувствовать себя счастливыми, купив четыреста граммов сыра? А если два раза по четыреста? А если три?!
Вопрос застал хозяев врасплох, но Хенк опомнился и расхохотался первым, Ине ещё додумывала…
Правда, и Марине часто приходилось как-то отвечать на нелёгкие вопросы.
– У нас пишут, что русские женщины очень часто делают аборты. Это так? Зачем? Ведь давно уже существуют контрацептивы, у нас в школе подростков учат, как ими пользоваться.
Сказать правду было трудно: Марина и сама ими никогда не пользовалась, и в минуты нечастой близости с мужем думала только о том, как бы не залететь.
Или:
– У нас пишут, что в Советском Союзе очень много детских домов, и они ужасны. Почему?
Марина ничего не знала о детских домах, кроме того, что они, действительно, есть. Один мальчик, который ходил на её занятия в музее, окончив школу, нашёл работу в организации, помогавшей иностранцам усыновлять детей из детских домов. Встретила его недавно – сказал, что всё развалилось, не разрешают вывозить детей за границу: мол, несчастных, нелюбимых, неухоженных сами как-нибудь вырастим, но врагу не отдадим ни пяди российского генофонда!
На следующий день поехали к маме Ине, которая жила в доме для престарелых. (Наверняка на голландском языке это звучало как-то уважительнее.) Мама была ещё бодрой, уверенной в себе дамой. В доме ей принадлежала двухкомнатная уютная квартирка с маленькой кухонькой, которой не пользовались, потому что тут же в комплексе была столовая с отличной, по её мнению, кухней. Они все сходили отобедать – Марину не покидало ощущение, что всё это происходит в хорошей, но всё-таки больнице. В квартире, у двери, была кнопка для вызова медсестры в любое время дня и ночи. Кнопку эту нельзя было не заметить – яркая, на уровне глаз. Окна