И тут же, дабы потомки не слишком умилялись, – язвительный отзыв о военных, которые «купались в чаю, пока мы купались в крови!» Полные сарказма стихи и эпиграммы Суворова поражают точностью образов. Вот весь, как на ладони, князь Потемкин:
Одной рукой он в шахматы играет,
Другой рукою он народы покоряет,
Одной ногой разит он друга и врага,
Другою топчет он вселенны берега.
В архиве полководца целая груда «всеподданнейших» обращений к власть имущим – и тут же: «Вы знаете меня, унижу ль я себя? Лучше голова долой, нежели что ни есть утратить моей чести». «На что моё достоинство поручать зависимости? Искусство не может терпеть порабощения». Искусство! Вот как он смотрел на командование войсками.
В личных письмах и записках – резкий разрыв между невозможностью «ползать» и жаждой продвижения, которое одно лишь могло дать поле деятельности гиганту военного искусства: «Дайте волю быстроте разлива моего духа, благомудро исправьте шлюз… Истинно не могу утолить пожара в душе моей!» Но: «Я ползать не могу, вались хоть Вавилон». Императору из ссылки: «Повергая себя к освященнейшим стопам». Тогда же другу: «Я тот же, дух не потерял. Обманет меня всякий в своем интересе, надобна кому моя последняя рубашка, ему её отдам, останусь нагой. Чрез то ещё не мал».
Сердечная благодарность Господу за победы и правительству за награды – и «Miscelania моя», заметки для себя: «Без денег, без мызы и саду, без экипажа и ливреи, без банкета… без друзей и без гласа – никому не равен, желать ли мне быть равным? Какая новая суета – мне неведома! Без имения я получил имя свое. Судите – никому не равен». Ирония, игра смыслами? Да. Но и спокойная мудрость военачальника, не потерпевшего ни одного поражения благодаря полководческому дару, мастера, уверенного в своем искусстве.
Искусстве – и человечности, той добродетели, без которой, как был уверен Суворов, «нет ни славы, ни чести». «Ваша кисть изобразит черты лица моего – они видны; но внутреннее человечество мое скрыто, – говорил полководец художнику, писавшему его портрет. – Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей».
Как же так, спросят читатели, наслышанные о свирепых казнях и расправах, которые великий полководец якобы устраивал и внутри страны, при подавлении восстания Пугачева, и вовне её, во время польских восстаний. Прочитав эту книгу, вы увидите, что слово Суворова – правда, а то, что написали о нём не столь