– Не расстраивайся, – говорю я, – поступишь на следующий год. Масса людей сначала проваливается, а потом поступает. И ты поступишь.
Этим я хочу сказать очень многое. Не знаю только, понимает ли она?
– А я не проваливалась, если хочешь знать, – шепчет Галка. – Я и не поступала, так и знай.
– Как не поступала?! – восклицаю я.
– Так вот. Забрала документы перед самыми экзаменами.
О, как много она сказала этим!
– Не может быть!
– Можешь не верить.
Снова она готова заплакатъ.
– Все равно, – говорю я, – ты поступишь на следующий год.
– Нет, не буду.
– Нет, будешь.
Оглянувшись, я снова целую ее. И тут меня выгоняет санитарка. Как много мы с Галкой сказали друг другу за эти несколько минут!
Я выхожу на крыльцо, смотрю на серые холмы и ельник, на всю долину, уходящую к морю, на голубенькие жилочки в небе и на красные черепичные крыши, и сердце мое распирает жалость. За окнами мелькает доктор. Нос пуговкой, а лоб крутой. Мне жалко доктора. Мне жалко мою Галку и жалко санитарку. Я с детства знаю, что жалость унижает человека, но сейчас я с этим не согласен. Однажды в Москве я увидел на бульваре старенькую пару. Старичок и старушка, обоим лет по сто, шли под руку. Я чуть не заплакал тогда, глядя на них. Я отогнал тогда это чувство, потому что шел на танцы. А сейчас я весь растворяюсь в жалости. Музыка жалости гремит во мне, как шторм.
По берегу реки вразвалочку жмут мои друзья, Алик и Юрка. Алик тащит мой ватник.
– Не торопитесь, мужики, – говорю я им. – Все равно вас не пустят. Там сейчас тихий час.
– А ты там был? – спрашивает Алька.
– Что ты, не видишь? – говорит Юрка. – Посмотри на его рожу.
Мы садимся на крыльцо и закуриваем. Так и сидим некоторое время, два карикатурных черта и я, успевший умыться.
– Ну как, – спрашиваю я, – штормик понравился?
– Штормик был славный! – бодро восклицает Алька. Ему все нипочем.
– А я думал, ребята, всем нам кранты, – говорит Юрка.
– Да, я тоже так думал, – признается Алька.
– Нет, ребята, – говорит Юрка, – море не моя стихия. Уеду я отсюда.
– Куда?
Юрка молчит, сидит такой большущий и сгорбленный. Потом, решившись, поворачивается к нам:
– Уезжаю в Таллин. Поступлю на завод «Вольта». Учеником токаря, к Густаву в подмастерья. Общежитие дают, в перспективе комната. Команда там вполне приличная…
– И Линда рядом, – говорю я.
– А что?
– Да нет, ничего. Все правильно.
Мы сидим, курим. Странно, мы с ребятами совсем не говорили о будущем, ловили кильку, а вечерами резались в пинг-понг, но сейчас я понимаю, что они оба пришли к какому-то рубежу.
– А ты, Алька, что собираешься делать? – спрашиваю.
– Я, ребята, на следующий год все-таки буду куда-нибудь поступать, – говорит Алька. – Надо учиться, я это понял. Недавно, помните, я