Дивеевская тайна и предсказания о Воскресении России. Преподобный Серафим Саровский Чудотворец (сборник). Отсутствует. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Отсутствует
Издательство:
Серия: Великие тайны истории
Жанр произведения: Биографии и Мемуары
Год издания: 2010
isbn: 978-5-4444-0251-1, 978-5-4444-8109-7, 978-5-9533-5305-2
Скачать книгу
муки. Когда его спрашивали, зачем он носит на спине тяжелую котомку, набитую песком и каменьями, он кратко отвечал: «Томлю томящего мя!» Если вдуматься в эти слова, какое в них значение!

      Да, можно сказать, что темное ополчение дошло в отношении старца до явной видимой борьбы. Так, известно, что, когда старец неотступным молением нескольких дней вымолил одну совершенно погибшую душу, темное полчище нанесло старцу страшную физическую рану, следы которой не проходили у него до смерти.

      Пришел Прохор Мошнин в Саров молодым, стройным, крепким, с прекрасным здоровьем, обладая чрезвычайною физическою силою. А что представлял он собою в эпоху старчества? Изувеченный старец, согбенный после того, как был избит почти до смерти разбойниками, которые напали на него в пустынной келье, требуя от него денег, чего у него не было, и от которых он не защищался, хотя, по необыкновенной силе своей, и мог бы с ними справиться. Между лопатками была у него страшная рана, нанесенная ему, как выше было сказано, за избавление им души человеческой. На ногах, от долговременного стояния, были неизлечимые раны, и из них постоянно текла сукровица… А он все продолжал «томить томящего его», отдыхал на коленях, а в последнее время изобрел мучительный образ сна, на который нельзя было смотреть без боли; спал, стоя на коленях, опустив голову книзу и поддерживая ее стоящими на локтях руками.

      Такова была внешняя жизнь его… А нравственная? К нему со всех концов России люди несли свое горе, часто безвыходное, свои нравственные язвы, свое отчаяние, свои недоумения, свои страдания… Если чей, то именно его слух был ежеминутно поражаем тем тяжелым скорбным стоном, что стоит над землей, что вылетает не переставая, сливаясь в один нескончаемый аккорд невыразимой грусти, из стесненной груди страждущего человечества. И все это горе, нужду и страдание надо было разрешать, утешать, исцелять. Конечно, если б в отце Серафиме не действовала в столь сильной степени благодать, – он бы был, так сказать, нравственно раздавлен этим невыносимым грузом людского несчастия, на него склонявшегося. И потому лишь он мог, ходя утешителем среди этой разъярившейся бури человеческого несчастия, сохранять ясность духа и не только не быть подавленным этою мрачною картиною, но смело, властно и уверенно утешать людей, указывая им путь вперед, увлекая их мысли к блаженной вечности и врачуя их настоящие язвы елеем сладостной надежды: что эта вечность для него самого стала как будто не только видимым взорами маяком, не только отвлеченным упованием сердца, но чем-то как бы уже воспринятым и усвоенным, как бы на опыте изведанным и уже неотъемлемым.

      Представьте себе человека, который, окруженный грозною бурею, вдруг почуял веяние тишины, еще недоступное его спутникам, и успокаивает их предвещанием близкого умирения стихий. То же было и с отцом Серафимом. Ему уже на земле приходилось не раз как бы залетать в жизнь небесную, и потому