– Да сопли с сахаром. Ты разве у Бэ дэ их не видела? Я там послушал одних… Про кантовский императив дискутируют. Самое время, блядь.
– Ну, не все же… Есть ведь, которые баррикады строят. Да и мы вот…
– А толку, толку?
– Ну, кто его знает…
– Пролы… И ведь, вроде, по большому-то счету они и соглашаются: да, там, Янаев – говно, да, надо за Ельцина. И что? Так, покормили лошка завтраками…
– Ну, а тот, в мастерской?
– А, тот, что подсак констетерил? Ну, разве что. Как это он сказал-то? Видно, говорит, еще поплавают мои сазаны… Был бы Наполеоном, двести лет бы цитировали. Ну, он-то, может, и пойдет. А остальные-прочие…
Фро мельком глянула на часы, потом перевела глаза к себе в чашку. Там чаинка Фро вместе с такими же, как она, хороводилась в янтарном раю… Танцам конец.
– Что ж теперь будет? – она в упор посмотрела на Ося. – Опять, как в тридцать седьмом?
– У нас термос есть?
– Термос?…Я проснулась утром, включила телевизор – никак не пойму, о чем они. «Память», что ли, какое заявление сделала… Тогда почему его по государственному ТВ передают? Я пошла на кухню, вернулась кровать убирать. А тут звонит Кирка, в голосе – слезы. Она уже все поняла, а я все-таки такой тугодум. Мы решили перед работой обязательно в церковь сходить.
– Церковь? Найдешь термос – залей чаю покрепче. Все же на целую ночь…
– Ладно…Мы все-таки сходили. К Николе, на Комсомольском. А в церкви праздничная служба, сегодня же праздник – Преображение Господне. Все несут фрукты святить: яблоки, сливы… Батюшка говорит: вот весной их еще не было, а сейчас уже созрели. Природа преобразилась. Бог предстал перед нами в истинном свете. Я три свечки поставила: за нас с тобой, за родителей и за Горбачева.
Кругленькая Кирка сторожила громадную колонну на «Баррикадной».
– Привет!
– Привет, ребята! – она сразу заулыбалась.
– Ничего, что мы опоздали? – Ось дежурно чмокнул подставленную щечку. Такой Кирки, по-походному ненакрашеной и в стареньких кроссовках, он никогда не видел раньше. – Ничего, что у меня лом?
– Откель вещь?
– Да от Сашки-дворника. Дали ему на бутылку, а он нам и лом, и лопату.
– Сразу видно, на серьезное дело идут люди, – Кирка подержалась за лом, как за живой… – А хочешь, Фро, я лопату понесу.
– Да ничего, Кирк, она не тяжелая.
– Ну, сумку давай.
– Что ж ты, две потащишь?
– Да заради такого дела…
Давящий, раздваивающий плечо лом словно бы сам тащил за собою Ося. То ли бык при оси, то ли ось при быке. Да и баррикадники замечали вначале лом и лишь затем – героического носильщика.
– Против лома нет приема? – припанкованный паренек с ярусами английских булавок на курточке.
– Если нет другого лома, – угрюмый бугай в бушлате.
На Горбатом мостике стояла нешуточная уже баррикада: шеренга мусорных баков, поддоны с кирпичами, груды ящиков из-под болгарских помидоров. Грозно