– Как отнесем? – не поняла Женя.
– От него запах, гадит по углам, в песок не ходит.
– Он еще маленький, приучится.
– Нет, я решила. Мы и так в тесноте живем, разве нет?
– Конечно, отнесем, – подтвердила мать.
– Но кто же его кормить будет? Заботиться? – протестовала Женя.
– Добрые люди найдутся.
Выходит, они злые. Но спорить было бесполезно, Надежда Николаевна засунула котенка в клеенчатую кошелку, и они с Женей вышли со двора как бы на прогулку. Маленький кот глухо мяукал в заточении. Прошли по переулку вдоль деревянных, полудеревенских домов; бабушка остановилась у одного, обнесенного не частоколом, как остальные, а свежепоставленным сплошняком, взяла орущего звереныша за шкирку и, привстав на цыпочки, кинула Безымянку через высокий забор. Как бумажный пакет с мусором.
– Не надо! – кричала Женя. – Возьми его обратно! Он говорит, что мы предатели – на своем языке.
– Что ты знаешь о предательстве, – пробормотала бабушка.
И постепенно кошачий ор превратился в жалкое мяуканье, похожее на плач ребенка, может, потому, что они все дальше уходили от запомнившегося Жене нового забора.
Первые дни Женя напряженно ждала, что котенок сиганет через калитку, вернется если не к ним, так жестоко бросившим его на произвол судьбы, то хотя бы в их двор, и тогда она подберет его и никому уже не отдаст. Но этого не случилось. Женя тайком выходила в переулок, потому что ей было строго запрещено покидать двор, подходила к белому тесу еще не покрашенного забора, но как позвать Безымянку? Только – кис-кис, безответное кис-кис.
– Ему там хорошо, – успокаивала Надежда Николаевна, – словно безымянная душа вознеслась на небо.
«Получается, если он не может попенять, пожаловаться: что ж вы меня бросили – можно с ним так поступить? И она ничего не переменит, ее саму кормят-поят ни за что».
Теперь не с кем было перемолвиться словом, когда она оставалась одна. Не с радио же разговаривать? А из черной запыленной тарелки на стене, кроме бравых песен и бесконечной арии Снегурочки, звучали интересные передачи, рассказы про животных, о ручной рыси по кличке Мурзук, о тигренке Полосатике, его выкормили из соски, потому что у него погибла мама. Но больше всего ей нравилась сказка Чуковскго про отважного мальчика-лилипута Бибигона; размахивая свой крошечной шпагой, он всегда бесстрашно бросался на врага, к тому же был веселым проказником.
Прожужжала бабушке уши про Бибигона. «Что особенного? – смеялась над ней Надежда Николаевна. – Ну забияка, озорник».
Иначе отнесся к ее пылкой радиолюбви пришедший в день получки отец. Снимая промокший макинтош, он переглянулся с бабушкой и сказал с хитрой улыбкой:
– А почему бы тебе не написать Бибигону?
– Куда? – удивилась Женя.
– Как куда? На радио. А он тебе ответит.
– Ответит? Но я же не умею писать, только – читать.
– Ничего, бабушка напишет от твоего имени.
Не прошло