Лейла йоред ле’ат
Веруах шошан ношвах
Хава эльчаш лач шир балат
Земер шел ахава.[10]
Парень хлестнул кнутом по конскому крупу, раз-другой, погнал мерина рысью, а сам поднял выше воротник кафтана и натянул капюшон на темя. Скорее, скорее, только бы не слушать. Он попытался произнести ангельское приветствие, но с тех пор, как избавился от сердца, слова молитв путались у него в голове, и он не мог ни слова выговорить до конца.
– Мара ты, Мария, плача полна…[11]
Пение не затихало ни на минуту, словно преследовало Кубу по пятам. Парень хлестал коня до крови. Голос умолк, только когда они выехали из леса, но Куба и не думал замедляться.
Он уже подъезжал к первым хатам деревни, когда наконец решился обернуться. На опушке леса, вдали, маячила белая фигура. Парень перекрестился, но призрак не исчез.
Бричка влетела во двор корчмы, и тогда Куба оглянулся в последний раз. Он ничего не увидел, потому что растущие вдоль тракта рябины заслоняли обзор, но что-то подсказывало ему, что белая фигура все еще ждет на краю зарослей. И что ждет она не кого-нибудь, а только его. Кубу.
XIII. О негодных советах
Сказывают, что Старый Мышка разбирался в потустороннем мире и не раз бывал полезен, когда кого-то мучила мара или преследовали злые духи; но не тогда, когда ему самому стали докучать камни в мочевом пузыре. И когда Куба спустя несколько дней рассказал старику обо всем, тот только рассердился и накричал:
– А что ей делать в лесу? Коли это и вправду она, то вокруг дома кружила бы. Или сидела бы верхом на дымоходе и выла. Или по кладбищу бы шаталась, потому что, кажется, у некоторых жидов тоже есть души – только маленькие и как бы чуть покалеченные. Ну а она доброй девушкой была, так почему бы и нет. Ты, должно быть, русалку видел, только и всего. Странно только, что сейчас, а не весной. Кто знает, может, и осенние русалки бывают. Отчитай лучше полностью четки или пойди церкви двадцать крейцеров пожертвуй, чтобы зло ушло.
Так сказал Старый Мышка. Затем он изрядно хлебнул настойки от камней, разложил себе постель и улегся спать, потому что небо уже затянули сумерки. А Кубе мысль о походе в церковь вдруг показалась такой отвратительной, что его даже мутить начало; к тому же двадцати крейцеров у него тоже не было, а если бы и были, то он наверняка нашел бы им другое применение.
Куба вышел на улицу закурить махорку и успокоить мысли. Призрак девушки в белом снова замаячил где-то в полях за деревней, даже ближе, чем в прошлый раз. Куба поморгал, и фигура исчезла. В сумерках всякое случается, сказал он себе. И сам в это не поверил.
XIV. Об изгнании боли
Сказывают, что когда не помогают лекарства и всякие снадобья, следует прибегать к иным способам избавления от боли. Ибо боль входит в человека, как черепаха в коровье вымя, и ищет себе место, чтобы устроиться.
У Старого Мышки таких болей было шесть. Одна дергала, другая колола,