– Это ты что? – спросил Алексей Павлович. – Стрелу, что ли, делаешь? А лук хороший?
Миша засопел и подумал: «Спрашивает! Будто не знаю, зачем пришел!» – но невольно покосился на поленницу, где лежал его лук.
Алексей Павлович увидел лук, взял его в левую, изуродованную руку и подергал за тетиву.
– Слабоват, – сказал он деловито и, развязав на одном конце тетиву, снова натянул, так, что она зазвенела.
– Вот теперь ничего, – сказал он и подергал тетиву. – А стрелы у тебя, ну-ка?
И он взял стрелы. Осмотрел их и огорчился:
– И стрелы у тебя, брат, никуда: легкие. И кривые – видишь? Стрелы надо делать, – Алексей Павлович огляделся, – из сосны. Понял? Есть у вас сосновые поленья?
– Есть, – недоверчиво сказал Миша.
– А косарь есть? Поди у бабушки возьми.
Миша побежал, принес косарь, потом вместе с Алексеем Павловичем нашли они ровное сосновое полено.
– Ну вот. Это еще туда-сюда… – сказал Алексей Павлович и стал отщипывать косарем ровные лучины. – Эти лучины надо обстругать, шкуркой протереть, чтобы они круглые и гладкие были, а потом… – Алексей Павлович задумался. – Потом, брат, дам я тебе винтовочные пули. Мы их раскалим, свинец оттуда выльем, а пули насадим на стрелы. Понял? Тогда, если вверх запустишь – из глаз скроется!.. Ты чего же в школу не ходишь?
– Так… – сказал Миша. – Неохота.
– Ну вот, неохота! – возразил Алексей Павлович. – Не нюхал, брат, ты жизни, потому и неохота. Я в твои годы…
Алексей Павлович задумался, замолчал.
– Что? – спросил Миша, опять засопел и подумал: «Так и знал! Сейчас ругать станет!»
– В войну за десять километров в другую деревню к учителке бегал – вот что! Везде по деревням немцы стояли, школ не было, учителка – это мы ее так звали – дома с нами занималась. Телогреек не снимали, вот что! Эх, ты…
И Алексей Павлович опять замолчал.
– Ну, пойдем ко мне стрелы делать, – сказал он и поднялся.
Пошли по улице. Мише сперва стыдно было идти с Алексеем Павловичем, боялся – ребята смеяться будут. Но потом он привык и стал думать о луке и о том, как бы соврать получше ребятам, что лук и стрелы он сам сделал.
– У вас что, рука с детства сломана? – вежливо спросил он, чтобы не молчать. – И на лице тоже… рубец.
– Это? – Алексей Павлович приподнял скрюченную свою левую руку. – А это, брат, судьба моя, – непонятно сказал он и стал закуривать. – Я ведь не всегда учителем был. Занимался я сначала в аэроклубе, а потом стал летчиком.
– Летчиком? – Миша даже про лук забыл. – Военным? На реактивных?
– Нет, брат, был я полярным летчиком и летал не на реактивных, а на «Яке». Маленький такой самолет. Видел, наверно? Возил почту, летал за больными, искал в море рыбаков, продукты им сбрасывал. Летал я на Маточкин Шар и на Кольский полуостров, в тундру Чум и Монч. И когда, бывало, летал, то все одну песню пел. Мотор