с которой она приходила из леса. Он помнил только простейшее, и сейчас на краю поляны нашел что хотел: сосну с липкой, как патока, смолой на стволе. Заржавленным ножом он наскреб сколько нужно, подошел к Глассу и опустился на колени. Вокруг ран на ноге и руке, куда вонзились зубы медведицы, темнели синяки, однако сама кожа начала заживать – туда-то Бриджер и принялся втирать пальцем смолу, заполняя раны и смазывая кожу вокруг них.

      Закончив, он перевернул Гласса на бок и оглядел спину. При падении с носилок швы разошлись, кое-где виднелась свежая кровь, однако спина была пунцовой не от крови, а от воспаления. По длине пяти борозд, оставленных медвежьими когтями, выступил желтый гной, края ран пылали алым, пахло скисшим молоком. Толком не зная, что делать, Бриджер намазал всю спину смолой – за ней дважды пришлось возвращаться к соснам.

      Последними он оглядел раны на шее. Швы на них остались в целости; впрочем, Бриджер заподозрил, что кожу капитан сшил только для того, чтобы прикрыть развороченную внутренность горла. Гласс лежал в забытьи, изо рта вырывался клокочущий хрип, как тарахтение сломанного механизма. Парень еще раз наведался к соснам, нашел ствол с отслоившейся корой и снял ножом верхний слой, а затем собрал в шляпу мягкое внутреннее подкорье.

      Зачерпнув воды из родника, он поставил жестяную кружку на угли костра, а когда закипело – всыпал туда сосновой коры. Помешивая варево черенком ножа, он дождался, пока смесь стала густой и мягкой, как ил, а потом принялся накладывать припарку на горло раненого, втирая смесь в порезы и размазывая дальше к плечу. В сумке еще оставался лоскут от рубахи, порванной на бинты, – Бриджер накрыл им припарку и, приподняв голову Гласса, завязал тугой узел на затылке.

      Бережно опустив голову Гласса на землю, он вдруг заметил, что тот открыл глаза. Взгляд, ясный и сосредоточенный, так не вязался с немощным телом, что парень даже вздрогнул и не мигая уставился на Гласса, который взглядом явно пытался что-то сказать. Только вот что?..

      Через минуту Гласс прикрыл веки. В краткий миг, на который к нему вернулось сознание, тело успело откликнуться странными, почти незнакомыми ощущениями: он почувствовал и жжение от сосновой смолы, прикрывшей гнойные раны, и тепло от припарки, смягчившей боль в горле. Стараниями Бриджера организм ожил, в глубинах тела медленно, пока неявно, начали собираться силы для нового, решающего испытания.

      Фицджеральд вернулся, когда послеполуденные тени удлиненно стелились по земле, предвещая скорый вечер. На плече он нес наскоро разделанную оленью тушу с рассеченным горлом и вытащенными внутренностями, и когда он бросил ее у одного из костров, туша рухнула тяжело и неуклюже – грациозный олень теперь был всего лишь грудой мяса.

      При виде повязок, прикрывших раны Гласса, Джон нахмурился.

      – Только теряешь время, – бросил он. – Мне бы плевать, да время теряется и мое тоже.

      Кровь бросилась