Ирис подошла к перилам и посмотрела в правую часть зала, где в два ряда стояли строгие скамьи из серебра с тканевыми сиденьями. Ирис посмотрела на окно и устремила взгляд, наполненный благоговением, перед ним – на крупную статую из белоснежного камня.
Косые, утренние лучи последнего дня августа тысяча триста шестьдесят второго года освещали помещение и рассеивались от ветвей статуи дерева с редкими листьями. Внешне оно было похоже на дуб, но массивнее и величественнее, без плодов, а листья были овальными. Взгляд Ирис блуждал по линиям раскидистых, извилистых ветвей – они тянулись к потолку и в стороны. Опустившись ниже, взгляд извивался с линиями толстых корней. И как в завершающей точке белокаменного лабиринта взгляд уткнулся в центр ствола. Там находилось ромбовидное дупло – в нём грани выпирающего на половину кристалла, высеченного из этого же белого камня.
Ирис наполнилась печалью и переместила взгляд к подножию статуи – будто искала прибежища, которого там не было; и она это знала. Глаза, точно пересчитывая, отскакивали от макушек пяти голов из этого же белоснежного камня: по две головы на ряд скамеек, и одна между ними. Детальные бюсты находились на колоннах-пьедесталах среди корней, точно в их объятиях. Отскочив от крайней головы, Ирис стала ещё печальнее и отвела взгляд левее.
Первый этаж являлся почти пустым залом. Все присутствующие различных возрастов были облачены в такое же одеяние, как и у Ирис – такая же обувь, так же коротко подстриженные волосы, и ни у одного мужчины не было растительности на лице. Взгляд Ирис перебегал от одного Жреца к другому – они ходили как песочные тени и, надев бесцветные лица, почти не разговаривали. А те, кто стояли или сидели – почти не имели движений и будто позировали для картин.
Ирис не хотела быть как они, но она старалась – притворялась, следовала правилам, лгала себе и им.
Иногда Ирис в этой условной тишине хотелось закричать. И мысль, что когда-нибудь она и в самом деле это сделает всегда порождала улыбку; породила и сейчас.
Иногда Ирис казалось, что в этой условной тишине было возможно услышать чью-нибудь мысль; или кто-нибудь, не дай Мирдрево, мог услышать её мысли – и тогда бы её ждал Суд. И улыбка погасла.
Ирис взглянула на пустой проём балкона-близнеца. Она ни разу там не была, но знала, что там такой же коридор, с такими же одинокими комнатками; и что скоро одна из этих комнаток будет её. Ещё раз взглянув на белоснежную статую, Ирис вздохнула и направилась к лестнице.
Спускаясь по первому пролёту лестницы, Ирис вела правую руку по перилам и краем глаза посматривала под балкон у статуи. Возле её корней и частично под балконом находилась группа старших учеников в пять человек. Им было примерно столько же лет, как и Ирис, но она не принадлежала к этой группе; она никогда не принадлежала ни к какой группе – ни младшей, ни старшей. И как часто это бывало, в Ирис возникла смесь эмоций: с одной стороны она испытывала