Лязгнула дверь.
Дождь барабанил по зонту, серые прохожие мне казались морлоками, смотрела сквозь них, а они сквозь меня. Кривая дорога сбегала вниз к ободранной остановке, где жались несколько работящих утренних горемык. Автобус не спешил, я втягивала носом запах табака, отсырелого, им пахла вся бетонная туша остановки, казалось – сковырни краску, и там будут бурые и желтоватые волокна вонючего папиросного табачины. У меня была особая магия, я смотрела на дорогу сквозь щель между плитами, и через пару мгновений из поворота обязательно появлялся автобус.
В этот раз прошло 58 секунд и желтый, грязный, как цыпленок-монстр, «Икарус» выполз из-за поворота. В салоне пахло бензином. Каг ф газенвагене (от Лерки подцепила). Передо мною сидела девица с помятым, словно оберточная бумага, лицом. Я заставила ее отвести глаза, видимо, запах пива и ровная матовая кожа не вязались у нее в головенке. В такие моменты мне приходилось себе нравиться – за окном проплывал N-ск, мой неродной-родной город: вереницы елей, двухэтажки, потом пара индустриальных трубастых груд, хрущевки и белесые новостройки на горизонте, люди входили и выходили, девица оставалась, смущенно и неприязненно вперив свое оберточное лицо в пол, потом делая вид, что спит. Мое терпение иссякло, когда салон наполнили галдящие студенты; я протолкалась к выходу, раскрошив часть туши с глаза об джинсовку какого-то верзилы. Слишком высокая концентрация человеков. Если б апостол Петр жил бы сейчас, то ловить человеков в автобусе стало бы простейшим делом. Никуда не денутся. Ну а до хлебов и вина я скоро доберусь.
До дома Леры шлепала одна, по безлюдной улице, искренне кайфуя от пустоты.
В квартире с раннего утра все шевелилось, дымило и выпивало. Дверь была не заперта, я перешагнула через спящего парня в прихожей, задела головой висюльки в индийском стиле, блим-блим – возникла хозяйка, окутанная клубами сладкого дыма. Она умела красиво жить – магически появлялась деньги, связи и удача. Где-то на невидимых весах мне этого отмерили куда меньше.
Мы познакомились на дикой вечеринке, мы – герлы модельного агентства из Dark Stars – тусовались для мебели, кто-то беззастенчиво пристраивал себя, кто-то, как я, молча страдал, тихо мечтая о новых контрактах, и стремился наугощаться поскорей. Порядком набуханные гости совсем распустились, кто-то из девчонок хихикал на чьих-то долларовых коленях, голубые поп-звезды высматривали таких же голубых денежных мешков. Ко мне, расположившейся подле батареи шампанского вина, подсел явно обдолбанный иностранец, лопоча что-то на французском. Я смотрела неподвижным взглядом сквозь него. «Вelle…», – восхищенно произнес француз и, оглядываясь, рассыпая воздушные поцелуи, удалился, возможно, за порцией какого-то веселого вещества для меня. К черту его. Настроения нет.
Поскорей покинула дом, в глазах же – будто песка насыпало, а виски стиснуло невидимыми обручами.
Лера сидела на ступеньках виллы, прикладываясь к бутылке шампанского. Она была в струящемся черном платье, со смуглым восточным лицом и копной густых темных волос,