– Она постоянно меняется. – Поправляет здоровяка Хастах, внезапно вышедший из-за ближайшей сосны. Восточный парень выглядит довольным тем, что ему удалось подкрасться к нам незамеченным.
– Выбрал? – нетерпеливо уточняет Идэр, поднимаясь на ноги. Катунь и Стивер следуют ее примеру. Хастах кратко кивает в знак согласия, и мы спешим за шустрым парнем, юркнувшим меж деревьев. Он провёл нас вдоль деревушки, держась от нее на приличном расстоянии. Она оказалась гораздо больше, чем предполагалось. Я не успевал следить за подбоченившимися строениями, сменявшими друг друга по мере нашего следования. Добравшись до конца улицы мы, по одному, приблизились к небольшому ветхому домику, стоявшему чуть поодаль от соседних. Тот, что должен был располагаться поблизости сгорел, оставив после себя несколько головешек на закопчённом фундаменте. Предо мной предстал домишка в один этаж высотой. Пробираюсь за полусгнивший забор из маленьких колышков, накренившихся внутрь запущенного двора. Облетевшие яблони перекосило, часть ставней отвалилось от окон, обнажая рамы, скалящиеся разбитыми стеклами, словно клыками.
Симпатичненько.
– Добро пожаловать, Амур! – чуть громче, чем следовало, голосит Нахимов, раскидывая руки в стороны, представляя все великолепие полуразвалившейся хибары. Катунь широко улыбается, клацая белыми зубами. – Баню не обещаю, да и вина тоже нет, но ты имеешь прекрасную возможность занырнуть в таз и напиться горючки, как в старые добрые времена.
Я усмехаюсь, закусывая губу. Не в силах отвести глаз от поросшей мхом черепицы на двускатной крыше, чешу подбородок. Щетина колет пальцы. Стивер хихикает, натягивая вязанную шапку на покрасневшие уши. Идэр переминается с ноги на ногу, бросая критичный взгляд то на Хастаха, выбравшего ночлег, то на убогий дом.
– Смех смехом, а нора кверху мехом. – недовольный бас друга заставляет прокатится по телу волну приятного тепла. Может, я никогда не найду себе пристанище, но они – мой дом и от этого никуда не деться. Его реплика заставляет Идэр недовольно цокнуть, скрещивая руки на груди.
– Не неси сквернословной пурги! Закрой рот!
– Золотце, если в монастыре твой рот закрывался только таким образом, то мне искренне тебя жаль.
Моя предательница издает недовольный стон и опускает голову. Бронзовое лицо скрывается за копной длинных темных волос.
Вот я наматываю блестящие пряди на кулак, собирая их по шелковой простыне. Убираю под платок, подаренный младшей сестрой. Заплетаю в косы вместе с расшитыми бисером лентами.
Странное чувство. Вроде и человек тот же, но теперь вызывает совершенно иные эмоции.
– Я ел сырых крыс. Тазиком меня не напугать. – улыбаюсь Катуню, идя ближе к нашему временному пристанищу.
– Они шевелились во рту, когда ты