– Безумцы? – недоверчиво переспрашиваю я, перебив Идэр. Легкий пиджак не спасает от ветра, пробирающего до костей. Последнее, что я желаю слушать – проповедь. Тем более от неё.
– Люди, потерявшие себя. Они злые и не понимают, что происходит. Земли, на которые они ступают, очень скоро пропитываются крестьянкой кровью. Безумцы умерщвляют всех без разбора и сами походят на живых мертвецов. Те, кто выживают после их нападок…претерпевают изменения, слетают с катушек.
Я слышу каждое её слово, но всё равно никак не могу отделаться от одной-единственной мысли, заглушающий остатки здравого смысла.
Убей её. Она разрушила твою жизнь.
Голос в голове не принадлежит монстру. Он мой. Холодный, расчетливый и от того до безобразия убедительный. Я мог бы задушить Идэр прямо здесь. Она бы расцарапала мои предплечья, в попытках отцепить мои руки от своей шеи, как это было с её сестрой по вере. Кончики пальцев, огрубевшие от тетивы стрел, ощущали бы каждый удар её сердца: сначала оно бы ускорилось из-за страха неминуемой погибели, а потом бы замедлилось. Медленнее и медленнее, пока совсем не остановится. Её синеющие губы раскроются в немой мольбе о пощаде пока глаза, до того двигавшиеся в хаотичном порядке по моему лицу, остекленеют и застынут.
Она наконец-то оставит меня в покое. Навсегда.
– Амур?
– Вы и без меня неплохо справляетесь с развалом царства. – сдержанно отвечаю я, пряча ладони, дрожащие от предвкушения, в глубокие карманы брюк. Кажется, что пиджак их уже не удержит.
Волна негодования захлестывает меня с головой. Идэр ускоряет шаг, замечая, как я вскипаю, словно котелок на костре.
Как бы отвратительно не было это признавать, богобоязненная дура знает меня лучше моих друзей, которые всегда были скорее коллегами и увеселительными мероприятиями, когда я скучал, бегая за царём, словно тень.
И я знал её, но не настолько хорошо, чтобы предугадать предательство.
Идэр не умела читать, но знала божественные писание наизусть. Было что-то особенно забавное в том, как девушка водила пальцами по страницам с незнакомым текстом антирелигиозной литературы, ища знакомые буквы. Находила ли она то, что выискивала – вопрос, ответа на который я никогда не узнаю.
Она часто врала мне по пустякам, но я не обличал её в этом. Мне нравилось слушать её голос и то, как она заполняла собой каждую минуту молчания, наполненного неловкостью.
Пропасть, между нами, всегда была почти осязаемой.
Идэр – дочь грязного беженца и глупой райриской женщины, брошенная на воспитание в храм Богини Смерти. Я рос с дворянкой-матерью, помешанной на власти и обучении. С ней я полюбил контроль и, по этой же причине, Идэр заняла моё сердце. Её было слишком легко контролировать. Она – пережиток прошлого, когда девы были более зависимы от мужчин. Селенга Разумовская – самая сильная и волевая женщина, которую я знал. За одно это я ненавидел её так же сильно, как восхищался. Не удивительно, что мать никогда не видела в Идэр равную мне.