Читатель спросит: «Откуда у молитвенника Савватия такие странные, вовсе не церковные мысли?» А вот откуда. Гостили в монастыре художники. Настоятель призвал артель стенописцев подновить живопись в Троицком соборе. Как-то в воскресный день после праздничной трапезы шёл Савва в келью. Видит, в тенёчке при дороге сидит кто-то с книжкой в руках, никак художник.
– Что читаем? – спросил старец, подходя.
– Да вот, – ответил мужчина, вставая навстречу, – умную книгу с собой вожу. Вроде не по нашему профилю, но мозги правит лучше иной ерминии[2].
– И как же это у неё получается? – полюбопытствовал Савва.
Стенописец улыбнулся.
– Отче, возьмём, к примеру, ваш монастырь. Отдельная территория, свои правила жизни, короче, всё своё. За оградой Минусинск с пересыльной тюрьмой, деловой Красноярск и люди, которые живут совсем по другим законам. Выходит, две большие формы человеческой жизни прижались друг к другу, как сиамские близнецы. Не ровён час, мир обрушится на монастырь, и поминай тишину, как звали!..
– То верно, – согласился Савва, – год назад отец Игнатий дал добро на туристов, так, веришь, автобусов понаехало – не пройти! Из келии нос высунуть боязно. Только выйду – они ко мне все разом и галдят, как сатанята, прости господи.
– Если б не стена!
– Да-да, без стены нам никак нельзя!
– Вот об том и писано в этой книге!
– Да как же писатель твой прознал про нашу Дорофеюшку? – удивился старец.
– А он про все Дорофеюшки разом прознал. Вот послушайте, отче: «Каждая большая форма является пространственным лидером. Поэтому между двумя крупными формами должна быть зона перехода, некая малая форма, которая устраняет взаимный конфликт больших форм». Тут говорится вот о чём…
– Постой, дружок, кажется, я понимаю! – задумчиво произнёс старец. – Это вроде нейтральной полосы между государствами.
– Верно! – стенописец был явно доволен сообразительностью старца. – Написал это француз Эдуард Лантери, скульптор, учитель великого Родена.
– Это тот, который «Мыслителя» справил? Да-да, помню, мне сказывали о нём.
– Вот такая книжка.
– И как же называется твоя книжица?
– Называется просто – «Лепка».
– Лепка… – нараспев повторил старец. – Лепота…
– Вот-вот, лепота, отче! Оттого и вожу.
– А звать-то как тебя, богомаз Христов?
– Звать Борисом, – ответил стенописец, складывая ладони для благословения.
– Бог благословит.
Савва перекрестил богомаза.
– Ступай, Борис, и трудись с миром!
Мысль Лантери о необходимости малой зоны перехода между соседними большими формами стала частью мировоззрения старца. Через несколько лет после памятного разговора Саввы со стенописцем Борисом случилось монастырской