– Перенапряженьице у тебя, дружочек. Мышечное и нервное. – вскоре вынес свой строгий врачебный вердикт Мартин и оживленно хлопнул ладонями, – Что ж, будем устранять!..
Себастьяну откровенно не понравилось, что «строгая врачебная интеллигенция», закинувшись ломтиком шоколада и очередным глотком вина, принялась упорно возиться в своем медицинском саквояже.
– Мартин, Мартин, – испуганно запричитал Себастьян, – ты это… поостынь… Хорошо?..
– Готов работать в любое время дня и ночи! – артистично парировал тот и принялся чем-то растирать себе руки.
Себастьяна не на шутку перепугал рабочий настрой явно подвыпившей «строгой врачебной интеллигенции».
– Ну не после же бутылки вина!.. – укоризненно заявил он.
– Могу работать в любом состоянии! – невозмутимым тоном произнес Мартин, – Подумаешь, бутылка вина! Сущие пустяки!.. А ты попробуй-ка посля шести бутылок шампанского, пяти милых дам и бессонной ночи, ась? Когда корнцанги в глазах расплываются и в дрему тянет! Вот это, право, тяжеловатенько, но зато полнейшее спокойствие…
Тут он с неописуемой гордостью принялся рассказывать о своих пьяных врачебных подвигах, смело заявляя, что под алкоголем все идет в легкую, и, стремительно приступил к пополнению коллекции тех самых подвигов, перепугав вусмерть Себастьяна прикосновением внезапно обжигающе-огненных рук.
Вдоволь навыкручивая Себастьяну руки-ноги, Мартин озадаченно захлопал длинными изогнутыми ресницами и уставился на того с озабоченным видом.
– Не легче ведь? – поинтересовался он и, получив вместо внятного ответа сердитый стон, сбросил на пол одеяло и бесцеремонно стянув с Себастьяна ночнушку заявил в слащаво приказном порядке, – Давай-ка, дружочек, носиком в подушку…
Хоть Себастьян совершенно не горел никаким желаем, идти на поводу разошедшейся не на шутку «строгой врачебной интеллигенции», но все-таки понимал, что с пьяными лучше не спорить и безропотно подчинился. В тот же миг Мартин принялся усердно прощупывать ему хребет. На это «пьяное усердие» кровать тотчас же среагировала громким скрипом.
– Не, – усмехнулся Марин, продавливая спину Себастьяну под мелодичный скрип кровати, – ну это ни в какие ворота!.. В борделе койки и то тише скрипят!..
Вдарившись в несуразные воспоминания о бордельных койках и посмешив себя еще немного мелодичным скрипом, подвыпившая «строгая врачебная интеллигенция» ненадолго озадачилась вопросом о каком-то прощелкивании и, плюнув, принялась пребольно прищипывать Себастьяну мгновенно взвывшую спину.
– Не боимся меня!.. – послышался заверительно-лукавый голосок, – Я делаю сильно, но нежно…
Однако данная «сильная нежность» оказалась какой-то чересчур сильной. Болезненно взвизгнув, Себастьян внезапно ощутил, как руки-ноги вдруг зажили собственной жизнью.
– Эти судороги есть освобождение от чрезмерного мышечного перетруживания, – тотчас