– Да, отче.
Антония и отродясь не знала, что говорить. Поэтому священник мягко поправил ее.
– Правильнее отвечать так. Моя последняя исповедь была… когда?
Антония задумалась.
– Наверное, лет десять назад… или больше? Я не помню, отче. Простите.
– Правильно говорить так. Моя последняя исповедь была тогда-то. И у меня накопились грехи. А теперь можешь перечислять их.
– Мне сложно сказать, какие у меня были грехи. Наверное, они были, отче. Может, вы будете спрашивать, а я отвечать? Отец действительно не водил меня в храм. Ему было слишком больно, когда Творец забрал маму и братика.
– Ваш приходской священник не пытался с ним побеседовать?
Антония фыркнула. В исповедальне звук получился откровенно издевательским, ну так что же!
– Отче, мы – Лассара. И отношение к нашей семье… особое. Нас никогда не звали в храм, приходской священник опасался, что мы распугаем ему паству.
– Это грустно слышать, чадо. Тогда давай я буду спрашивать, а ты отвечай.
– Да, отче.
– Веришь ли ты в Творца, чадо?
– Безусловно.
– Творишь ли молитву ежедневно, с благодарностью…
– Нет, отче. Я верую, но молюсь редко.
– Не страдаешь ли ты грехом уныния, чадо?
– Регулярно, – призналась Антония. – Как мама умерла, так все и стало плохо… и сделать ничего нельзя. Когда такое случается, а папа начал словно нарочно убивать себя… мне было очень плохо.
– Обычно мы спрашиваем про ереси, про леность в молитве, про любовь к земному более, чем к небесному, чадо. Но здесь и сейчас спрашивать об этом бессмысленно. Это я рассказываю тебе на будущее.
– Благодарю вас, отче.
– Лассара всегда были верны короне. И церковь никогда не имела к ним претензий. Мне бы хотелось, чтобы так и оставалось впредь.
– Мне бы тоже, отче.
– Тогда продолжим. Допускала ли ты грех человекоугодия? Льстила, преклонялась, лгала, подличала, пресмыкалась перед человеком…
Антония задумалась.
– Наверное, нет. Вежливо себя вела. Старалась хотя бы. Пыталась не раздражать тетю и дядю, это верно. Но не пресмыкалась… хотя со стороны виднее.
– Я спрошу об этом у твоей тети. Любишь ли ты Творца превыше всего? Благодарна ли ты ему?
– Не знаю… любовь – это сложно. Отец из любви разрушил и себя, и мою жизнь… я не уверена, что хочу такую любовь.
– Творец никогда тебя не предаст, чадо.
Но и не поможет.
Слова так и повисли в воздухе, но вслух сказаны не были. Вместо этого Антония вздохнула.
– Грешна, отче.
– Понимаю… и не стану спрашивать о грехе неблагодарности Творцу. Не впадаешь ли ты в грех гордости или честолюбия?
– Было бы чем гордиться, отче, – горестно откликнулась Антония. – Выжить бы…
– Роптала ли ты на Творца в тяжкие