Я вышел из кабинета директора и посмотрел на наручные часы. Нитевидные стрелки “Славы” показывали половину пятого. Ещё на работу успею.
Что за таинственный ухажёр был у Веры? Женатый и на белой Волге. Это еще проверить надо… С описанием негусто. А, ещё солидный и в костюме. Но каждый, кто ездит на белой Волге, выглядит презентабельно, как Ипполит из "Иронии судьбы”. Надо, кстати, телевизор купить. Всё накопить никак не могу, дорогой, зараза. Семьсот рублей стоит. В этом году новая марка вышла (в газете писали). “Витязь” называется. Тот ещё дороже…
С виду выглядит всё логично и безобидно: молодая разведенная учительница встречается с женатым ухажёром возраста около сорока, владельцем новой “Волги” и, естественно, скрывает от окружающих, в том числе и от матери, свой роман. То, что скрывает, вполне понятно. Измены в СССР были сплошь и рядом, но клеймились позором. Ходьба налево могла повлиять не только на репутацию и карьеру, но и на благополучие в целом.
Особенно это касалось членов партии. Роль партии в этом вопросе была, как всегда, главенствующей. В практику даже вошли случаи, когда мужчин или женщин возвращали в семью под угрозой увольнения с работы и исключения из партии, если один из супругов жаловался руководству.
Дурость, конечно, но система целенаправленно воспитывала морально крепких и непоколебимых строителей коммунизма. Был даже такой раздел в “Моральном кодексе строителя коммунизма” (любопытный, кстати, документ, не зря я его штудировал в библиотеке): “Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни”.
Честность – это хорошо… Если правда одна. Большинство советских граждан, конечно, осуждает измены, вслух критикуют, но смотрят “Тихий дон”, вздыхают и в глубине души завидуют такой красивой любви, хоть и на стороне.
Поэтому ничего удивительного, что после гибели Веры ухажёр испарился. У него жена, да ещё и дети, наверное, и проблемы ему вот совсем ни к чему. На серийного убийцу человек в костюме и на “Волге” пока не тянет. Но образ может быть очень обманчив. Снаружи красота, внутри – мразота. Потолковать с ним в любом случае надо. Только как найти? Раньше просто было. Пробил звонки и сообщения с мобильника жертвы, и вот он – круг общения тебе на блюдечке. А теперь ищи ветра в поле. Хотя есть одна зацепка. Незнакомец на ловеласа похож. Если верить Шурочке. Склеить её хотел, но узнал, что та работает в том же месте, что и его пассия, и вмиг испарился.
Вернувшись на работу, я прямиком пошлёпал к "уркам" в восьмой кабинет. На стуле, закинув руки за голову, покачивался Погодин. На столе кружка дымящегося чая и пистолет. Вид Погодина важный и глубокомысленный. В думках весь. Даже Феликс Эдмундович с портрета, что висит на стене среди топографических карт и копий ориентировок, одобрительно смотрит на своего преемника.
– Привет, Погодин, – я уселся на стул с потрёпанной сидушкой из красной ткани, что стоял напротив. – Вижу, работаешь? Не сильно отвлёк?
– Здоров. Говори, что хотел, – голос неспешный, с интонацией усталости от