– А вы ведь не можете убивать именно поэтому? – спросил русский, облокотившись о ствол дерева, и посмотрел на него пристально, казалось, его светлые глаза, которые уже начали выцветать, могут прожечь в Родриго дыру.
– Почему не могу? Я же сделал…
– Ты слишком много говоришь, раз. Ты приехал за девушкой, два, которую уже не любишь, но зачем-то остался. Вопрос: что тебя тянет здесь сидеть, учиться на ненужную специальность и думать о церкви? Третье – ты чертовски красив, ты хоть видел себя?
– Да, я действительно много говорю, мне надо прогуляться.
Стоило тогда Родриго отойти, как его тут же вырвало под ближайшим кустом. Иван внимательно прислушивался к звукам, доносящимся из-за холма, за которым скрылся юноша, и качал головой.
– Эй, как же мы с тобой будем воевать против Халиско? – просто и прямо крикнул он ему вслед.
Казалось, теперь Родриго знал ответ на этот вопрос, и он находился прямо перед ним. Сегодня вынесут Святые Дары и поставят прямо у подножия жуткого улыбающегося скелета в короне, как это вообще могло случиться? Он закрыл глаза и вспомнил все то, что переживала церковь – от отступничества епископов до педофильских скандалов, от терактов волооких юношей до смеха невинных атеистов, искренне верящих, что то, что они делают, не несет некой порчи в мир. Тут его нечаянно толкнули, и он огляделся.
Как будто весь город сейчас дышал одной общей силой, и эта сила кипела, жила, переворачивалась прямо перед ним, но в основном старая и небелая. Одинокие желтоватые старухи-индианки, шамкая запавшими губами, все обвешанные хрустальными замасленными амулетами черного цвета, шли в церковь, неся с собой маленькие фигурки черепов. Их мужья, последние уцелевшие мужчины небольших селений, усталыми, но упорными глазами вглядывались во тьму ночи, опираясь почему-то на посохи, на их лица были надвинуты шляпы, придававшие им какой-то почти ветхозаветный колорит.
– Эй, а правда, что потом будет Паблито?
– Конечно, надо слышать, что скажет мужской монастырь, уж он-то не растеряется.
Мелькнула рыжая, чищенной меди цвета голова какого-то гринго, шагавшего в нелепом худи на этот праздник чести и веры. Родриго оглянулся – невдалеке в компании уныло выглядящего юноши и оживленной мулатки с какой-то случайно залетевшей сюда ботоксной дурой была знакомая девушка. Господи, да она откуда и почему он ее знает? Кажется, он где-то видел эти странные, как бы вывернутые наружу упрямые губы.
– Эй, посторонись! – крикнула огромная толстуха в цветастом платье, напоминавшем по рисунку какую-то зебру в тропических зарослях.
– Да, конечно, – сказал он, но объемистая баба уже двинула его своим телом по направлению к странной, постоянно озирающейся, девушки.
Он налетел на нее, высокий, нескладный, чуть не примяв своим худым бледным телом, но она даже не взвизгнула, а лишь как-то печально посмотрела вверх. Тут только