– Петь, ты заболел, что ли? – из полумрака, сползающего по глухой стене, рассеянного утренними сумерками, раздался голос Лидии Ивановны.
– Похоже на то, – протянул он, кашляя.
– А что, меня не разбудил?
– Думал, ничего, отойду.
– Как же отойдёшь-то. Сам собой! Тебя лечить нужно.
Он слышал, как быстро жена поднялась с постели и оделась. Видел, как зажгла лампу, растопила печь и вскипятила воду. Как заварила липу. И тихонько подошла к нему.
– Пей, – она вложила горячую чашку в руки мужа и, сняв с гвоздя тулуп, накрыла им ноги. – Тебе пропотеть нужно.
Последовали долгие томительные дни, сменяемые ещё более растянутыми во времени бессонными ночами, которые старик проводил в промокшей от пота постели, укрытый одеялом и тулупом. Он с каждым часом чувствовал себя всё более и более неспособным к жизни. Точно должным скорее опорожнить занимаемое в доме, деревне и мире место. Так сильно болело внутри, и таким призрачным виделось ближайшее будущее.
Вскоре кризис миновал. Температура начала спадать. Пётр Петрович, как и всякий вставший на путь выздоровления больной, стал с жадностью голодного интересоваться жизнью. Он по-хозяйски оглядел избу, выискивая в ней недостатки, должные быть устраненными в его новом, пережившем страшную болезнь воплощении. Он, как и прежде, полюбил образ жены – спасительницы. И даже с наслаждением, которого не замечал за собой раньше, стал слушать россказни соседки Марфы, зашедшей в гости на чашку чая.
– Марфа, а правду говорят, что Микола Гвоздев из города телевизор привёз? – спросила Лидия Ивановна соседку, когда та, втягивая губами воздух, прихлёбывала малиновый чай из блюдца.
– Ой, Лида, правда. Как есть правда. Сама видела. Вот такой, – она поставила на стол блюдце и развела в стороны руки. – квадратный, чёрненький, а с боков рыженький.
– И что кажет?
– Кажет. Вот только я не успела посмотреть, сразу испугалась.
– Телевизора, что ли, испугалась? – спросил Петр Петрович, улыбнувшись.
– Диктора, – ответила Марфа вполголоса и придвинулась к Лидии Ивановне.
– Диктора! – воскликнул старик, рассмеявшись.
– Лида, не поверишь. Он точно живой. Посмотрел мне прямо в глаза. Аж до мурашек. Потом поздоровался. А я с ним. И только тогда я поняла, что на мне кофта ситцевая старая надета, да весь запон в пятнах. Стыдно мне стало перед ним. Вот я и убежала, чтоб не видал.
– Ты, Марфа, как в молодости народ небылицами потешала, так и теперь продолжаешь, – съязвил Пётр Петрович и, отвернувшись к стене, представил себе реку.
Глава 5
– Весна! – воскликнул старик, впервые во всю зиму выйдя вечером на крыльцо своего дома и вдохнув свежесть вскружившего голову воздуха.
Он уловил приятный ему с детства аромат, источаемый корой плодовых деревьев, перемешанный с обжигающим