Часовой, один из легионеров, повернулся на шум и удивленно вытаращил глаза, увидев ее. Не замедляя бега, Амара с криком ударила его ребром ладони по кадыку. Тот, захрипев, опрокинулся на спину, и она пробежала мимо, к самой ограде.
Десять футов вниз до уровня земли, еще семь или восемь футов рва. Верное увечье, если она приземлится неудачно.
– Стреляйте, – крикнул кто-то, и вокруг нее засвистели стрелы.
Амара метнулась в сторону, схватилась рукой за верх ограды и рывком перемахнула через нее.
– Циррус! – крикнула она и наконец ощутила, как вокруг нее сгустился ветер.
Ее фурия прижалась к ней, повернула ее тело под таким углом, чтобы она приземлилась не на твердое дно рва, а на облако из ветра и пыли.
Едва коснувшись земли, Амара вскочила и, не оглядываясь, бросилась прочь от стены. Она бежала на северо-восток, прочь от плаца, от ручья и места, где они оставили гарганта и все свои припасы. Деревья здесь вырубили на ограду для лагеря, и почти две сотни шагов ей пришлось бежать по наваленным в беспорядке сучьям. Стрелы падали вокруг густым дождем, и одна, пронзив подол юбки, воткнулась в землю, едва не сбив ее с ног. Она продолжала бежать, ветер ровно дул ей в спину. Циррус старался вовсю.
Амара добежала до опушки, остановилась, задыхаясь, и оглянулась на лагерь.
Ворота распахнулись настежь, и из них выплеснулись две дюжины всадников; солнце играло на остриях их копий. Отряд выстроился в колонну и повернул прямо к ней. Впереди скакал Олдрик, рядом с которым все остальные казались недомерками.
Амара повернулась и бросилась дальше. Ветви вокруг нее стонали и вздыхали, листья перешептывались, тени шевелились и угрожающе менялись. Лесные фурии были настроены к ней недружелюбно – что ж, логично, если учесть, что в лагере наверняка находился по меньшей мере один сильный заклинатель древесных духов. Ей не скрыться от них здесь, в этом лесу, где деревья сами будут выдавать ее местонахождение…
– Циррус! – выдохнула Амара. – Вверх!
Ветер сгустился вокруг нее и оторвал от земли – и сразу же ветки, двигаясь быстро, словно человеческие руки, сплелись над ее головой в сплошной полог. Она с криком врезалась в эту живую крышу и рухнула обратно на землю, хорошо еще, что Циррус смягчил ее падение, прошептав в самое ее ухо свои извинения.
Амара быстро посмотрела направо, налево, но со всех сторон деревья смыкали ветви, а лес становился темнее по мере того, как появлялась крыша из ветвей и листвы. До нее донесся приближающийся стук копыт. Амара вскочила на ноги, порезанная рука отчаянно болела. Она побежала дальше, но всадники нагоняли ее.
Амара не помнила, как долго она бежала. В памяти сохранились только угрожающе тянущиеся к ней тени деревьев и обжигающий огонь в легких, унять который не мог даже Циррус своим дуновением. Страх сменился возбуждением, а оно, в свою очередь, – усталым безразличием.
Амара бежала до тех пор, пока что-то не заставило ее обернуться, – и взглянула прямо в глаза конному легионеру,