– Ах вот оно что! Самая жуткая история, какую мне только приходилось слышать. Сам я ровно ничего из этого не видел, но наслушался, когда меня вызвали. Обычно по субботам я не работаю. Моя жена закатила такой вой!
– Представляю себе, – тихо проговорил Палатазин. – А тот человек, что дежурил прошлой ночью? Насколько я помню, его звали Закари?
– Да, старина Зак. – Кельсен прислонился к воротам, из окна сторожки у него за спиной струился свет. – Обычно по выходным бывает его смена. Но теперь он пропал, и вызвали меня. – Он пожал плечами и снова улыбнулся. – Я не против, деньги мне нужны. Послушайте, вы ведь со своими ребятами не думаете, будто бы Зак как-то замешан в том, что случилось прошлой ночью?
– Не знаю. Я не служу в Голливудском дивизионе.
– Ох! – Кельсен нахмурился и снова качнул лучом фонаря в сторону Палатазина. – Тогда почему это вас интересует? То есть это все, конечно, чертовски странно, хотя, как мне кажется, копы сегодня уже с этим закруглились. Вандализм, правильно? Детишкам из какой-нибудь секты понадобились гробы для… не знаю, чем они обычно развлекаются. Я слышал, что то же самое случилось неделю назад на кладбище Хоуп-Хилла. Кто-то срезал замок на воротах, разрыл пять-шесть могил, вытащил оттуда гробы и смылся. Понимаете, кладбище в Хоуп-Хилле маленькое, сторожа они себе позволить не могут, поэтому никто толком и не знает, что там произошло. Думаю, это просто какие-то чокнутые подростки. Безумный мир.
– Да, безумный.
– Послушайте, вы хотите войти – или как? Осмотреть территорию? У меня есть запасной фонарик.
Палатазин покачал головой:
– Спасибо, не нужно. Я все равно ничего не нашел бы. – Он посмотрел на сторожа, глаза его внезапно потемнели и стали холодней. – Мистер Кельсен, на двери вашего домика есть замок?
– Ага, есть. А что?
– Я предлагаю вам кое-что сделать и хочу, чтобы вы меня выслушали очень внимательно. – Руки Палатазина крепче сжали прутья решетки. – Если бы я попытался объяснить, чего хочу от вас, вы бы ничего не поняли. Так что просто выслушайте меня, пожалуйста.
– Хорошо, – сказал сторож и отступил на шаг от стоявшего за воротами человека, чей взгляд стал жестким и ледяным.
– Если кто-нибудь еще подойдет сегодня ночью к этим воротам – мужчина, женщина или ребенок, заприте дверь и опустите жалюзи. Если вы услышите, что ворота открываются, – включите музыку так громко, чтобы ничего больше не слышать. И не выходите наружу, чтобы взглянуть, что происходит. Пусть они делают все, что только пожелают. Только не пытайтесь – ни в коем случае не пытайтесь – выйти и остановить их.
– Но это… это моя работа, – тихо проговорил Кельсен с застывшей на лице кривой усмешкой. – Вы меня разыгрываете? Скрытая камера? Что все это значит?
– Я убийственно серьезен, мистер Кельсен. Вы верующий?
«Никакой он не коп, – подумал Кельсен. – Урод шизанутый!»
– Я католик, – сказал он вслух. – Послушайте, как вас зовут?
– Если кто-то подойдет к этим воротам сегодня