Они поженились в следующем, 1943 году, и вскоре после этого Дэвида прикомандировали на два года к британскому верховному комиссару в Окленде. Отец Дэвида уже жил в Новой Зеландии – тот же самый Дэвид, только постаревший, располневший и с резким ирландским выговором. Втроем они частенько обсуждали политическую ситуацию на родине, которая непрерывно ухудшалась. Все они были на одной стороне: опасались союза с Германией и медленного, ползучего авторитаризма в Англии. Но это было до выборов 1950 года: Черчилль еще рыкал со скамей оппозиции в парламенте, поддерживаемый Эттли, еще оставалась надежда на перемены на следующих выборах. Отец Дэвида просил их остаться – Новая Зеландия твердо решила сохранить демократию, здесь можно было свободно высказываться и жить, тогда как в Англии эта свобода исчезала. Недели шли, и Сара начала поддаваться уговорам, хотя сердце ее щемило при мысли о расставании с родными. Именно Дэвид поставил точку.
– То, что сейчас творится, не может продолжаться вечно. Только не в Англии. Пока мы там живем, у нас есть право голоса и свое мнение. Нам следует вернуться. Это наша страна, – сказал он.
Они тогда не знали, что Сара беременна Чарли. А если бы знали, то, возможно, остались бы.
Сара выглянула в окно вагона. День был ясным, но Лондон выглядел блеклым и грязным, как всегда. Ей вспомнилось вдруг, как они с Дэвидом отправились на западный край Южного острова в Новой Зеландии и жили в большой армейской палатке, купленной в Окленде. Дни текли среди огромных далеких гор, поросших гигантским древовидным папоротником. По ночам слышалось серебристое журчание горных потоков и топот мелких бескрылых птиц, рывшихся в подлеске, а они лежали, обнявшись, и шутили о том, какими грязными и неопрятными стали – прямо как первопроходцы в дебрях или Адам и Ева в эдемском саду.
Она подпрыгнула, когда поезд, двигаясь рывками, затормозил на «Юстоне». Сара встала и сунула книгу в сумку. В магазинчике у станции уже продавался остролист. До Рождества оставалось чуть больше месяца: скоро, как всегда, начнется время притворного доброжелательства. Трудно выносить все это после того, как потерял ребенка.
Сара перешла через дорогу, направляясь к Дому друзей. Как всегда, у дверей штаб-квартиры квакеров дежурил полицейский. Квакеры выступали против насилия на территории империи, против войны в России, и по временам еще отваживались на сидячие демонстрации. Саре вспомнилось, что в детстве полицейские представлялись ей дружелюбными, надежными, способными защитить. Теперь же они внушали страх и робость. В кино их изображали уже не пустоголовыми соперниками частных