Теперь же мы колобродили в самом далёком тылу, преисполненные ощущением бессмертия.
Едва различимые для человеческого зрения, над нами парили птицы, и сверху видели даже сигареты в наших зубах.
Сразу после гусарского завтрака мы усаживались в большую машину и, распахнув о́кна, задорно неслись сквозь лес, сшибая ладонями листву.
Лес начинался у нас возле дома – и заканчивался в трёх днях пути.
Кружа с товарищами по лесным, давно позаросшим травою дорогам, хмельные и дурашливые, выехали однажды на круглую полянку, где путь вдруг обрывался.
Спешившись там, безо всякой осмысленной цели пошли мы по тропке.
Но и тропка завершилась посреди леса, никуда не приведя.
Одичавшие в своих городах, некоторое время мы бродили без смысла, трогая мхи, разглядывая папоротники и удивляясь огромным муравейникам.
Вдруг ополченец с позывным Злой закричал:
– Тут озеро!
Через несколько минут мы собрались у воды.
Озеро было тихое, как во сне.
Ошалевшие от жары, собратья мои поскидывали одежды, чтоб искупаться.
Не желая потом ехать в сырости, я остался на берегу и с улыбкой смотрел на пацанов.
Они поспешно вошли в недвижимую воду, но озеро оказалось слишком мелким, чтоб обрушиться в него сразу же.
Шли, гогоча и время от времени взмахивая, чтоб сохранить равновесие, сильными белыми руками. Вода едва доставала им до колен. Глубже всё никак не становилось.
Дно, догадался я, было мягким, илистым: товарищи мои с трудом поднимали ноги.
Голоса их удалялись.
Вскоре им надоело шуметь – и теперь они шли молча, ожидая, когда воды вокруг них станет больше.
Самый сильный из них, по имени Родион, отчаявшись идти дальше, с весёлым размахом рук упал на спину.
Поднявшись на берегу, я сумел разглядеть в сияющем солнечном свете, как его накрыло донной чернотой и водорослями.
Ополченец Злой, видя падение товарища, ловким и чуть забавным движением прикрыл лицо от брызг, и резко взял вправо, но вскоре тоже, белозубо смеясь, обрушился в тёмную воду.
Озеро это, не явившее никаких, помимо своего мелководья, тайн, часто вспоминалось мне, со временем приобретя странную загадочность.
Я всё вглядывался в дымку, висевшую в том июле над дальним берегом озера, надеясь что-то различить. Но, сколько я ни старался, память не могла тот берег приблизить, напротив, размывая его очертанья.
С тех пор я пересёк несколько самых горячих и самых холодных морей, перелетал океаны, а после купался в них, спускался на ледяных сквозняках к отдающим вековечной студёной силой рекам, бросал камни в заброшенные пруды неслыханных глухоманей, – а своё озеро навестить мне всё было недосуг.
Но однажды, лет семь спустя, я решился.
Стоял мягкий сентябрьский день.
Со мной был белоснежный Кай – русская псовая борзая, жизнерадостный и стремительный