– Прости меня, прости меня, – восклицал Антоний, прижимаясь лицом к моему животу. – Я просто… просто…
Я гладила его по волосам, испытывая странную отстраненность: слишком сильна была обида. Как он мог даже на миг, уголком сознания, подумать обо мне так?
– Все в порядке, – слышала я собственный успокаивающий голос. – Это не имеет значения…
– Еще как имеет! – Антоний был очень сильно расстроен. – Что на меня накатило, сам не пойму. Ты ведь знаешь, я тебя люблю.
– Да, конечно… – Ощущение отстраненности не прошло, но мне очень хотелось его утешить. – Не думай об этом.
– Да-да, конечно. Конечно, я верю тебе.
Я ждала, чтобы он ушел.
Он встал и поцеловал меня, и я поймала себя на том, что не желаю касаться его. Но я не оттолкнула его, опасаясь усугубить ситуацию и возбудить дополнительные подозрения.
– Докажи мне, что веришь, – твердил Антоний.
Я понимала, какие доказательства ему нужны, и хотя мне становилось тошно при одной мысли о близости, деваться было некуда.
– Да, конечно, – сказала я, взяла Антония за руку и повела его к его любимому месту, моей постели.
Доведенный до исступления собственными муками, чувством вины и ревностью, он любил меня с тем неистовством, которое прежде возносило меня на вершины счастья. Но не сейчас. В душе я оставалась холодна, не позволяя себе отдаться наслаждению. Обида моя была слишком сильна, чтобы исчезнуть от нескольких поцелуев и ласк.
Когда он ушел, я проводила взглядом его удалявшуюся спину и подумала: «Сегодня ночью ты отверг целый мир».
Глава 14
Внешне все вернулось на круги своя и шло своим чередом. Антоний возобновил прежний разгульный и беззаботный образ жизни, веселился со своими «неподражаемыми» и, кажется, решил, что я тоже довольна и вполне счастлива. О том разговоре мы больше не вспоминали, словно его и не было.
Но игнорировать известия из внешнего мира не мог даже Антоний. Он допоздна засиживался за письмами, и я понимала, что новости поступают тревожные.
Антоний не сообщал о содержании этих депеш, однако у меня имелись свои источники информации. Я знала, что римский мир пребывает в смятении. Перузия пала, и Октавиан безжалостно расправлялся со всеми, осмелившимися воспротивиться власти триумвирата. Десятки людей преданы казни, старинный город сожжен дотла. Луций попал в плен, но Фульвии удалось скрыться вместе с полководцем Антония – Мунацием Планком. Куда они сбежали, никто не знал.
Тем временем Антоний продолжал практиковаться с оружием – хороший знак – и рассылал письма.
При всей моей